- Что нового вы с драматургом добавили в гоголевскую историю?

- История «Вия» перенесена в нашем спектакле на современную реальность. Мы добавили новые сюжетные линии, новых персонажей. Каждый герой – это архетип, собирательный образ. Мы старались сделать их узнаваемыми. Матрёна – типичная деревенская баба, мечтающая о принце на белом коне, который бы увез ее из Нежити, но сама она боится хоть раз уехать куда-нибудь. Берёза – типичный гопник, который «за базар-то отвечает». Гестапо - баба, та самая, которая двух мужей похоронила и коня на скаку остановит. Готка – представительница субкультуры готов, которая ни во что хорошее не верит.

Изменено имя главного героя − Родион Фомин (у Гоголя – Хома Брут. – Прим. ред.). Это ассоциация с Достоевским (с Родионом Раскольниковым).

Мы не знали, что в голове у обычного семинариста. Родион смотрит на жителей Нежити немного свысока. Он говорит: «В дыре живете – в дыре и помрете». Он считает их нежитью, а на самом деле они несчастные люди. Живут в деревне, где церковь пустует. Им некуда идти. Не во что верить. Они пьют водку. Бабы магией интересуются. Кто во что горазд – так бывает, когда храм пустой.

- Какие мысли, идеи вы вложили в этот спектакль?

- Я не хотел делать шоу. Это не просто ужастик. Это еще и о судьбах, характерах, о деревне, забытой Богом.

Главная нечисть в спектакле – Петрович, отец ведьмы, которую отпевал Родион, и Главный мент на деревне. Это страшный человек из нашей реальной жизни. Никто не хочет с ним общаться, показывать ему свои документы. Вий – тоже нечисть. Но самое ужасное творит человек. И мы порой больше боимся некоторых реальных людей, чем нежити. Столкнуться с ними – неуправляемыми, агрессивными – страшнее, чем проснуться ночью от странных звуков в соседней комнате.

Вий − в самом главном герое. Когда на Родиона набрасывается нечистая сила, из него душа вылетает не потому, что его нечисть коснулась, а от страха. Он забоялся, потому что он человек. И из него вылетела душа, а ее место занял Вий. И мясо, изображенное на афише спектакля, значит: тело без души − это просто кусок плоти.

В начале спектакля Готка читает «Мастера и Маргариту». Потому что и Мастер, и Родион Фомин забоялись. Страх считается грехом. Бояться нельзя, если веришь в Бога. Но люди слабы. Человеку свойственно ошибаться и бояться. Мне жаль, что страх – это грех. Это не по-человечески. И театр сопереживает людям, их проблемам.

Современный человек очень циничный, но он сам от этого страдает. Он хотел бы быть более наивным, хотел бы поверить в Бога и в церковь прийти. Но современные батюшки − как семинаристы в моем спектакле. Я бы к ним не пошел.

- Почему в спектакле так много сцен, в которых актеры поют? Это какая-то особая черта постановки?

- В пьесе Гоголя очень жирно выписан украинский колорит. Я изначально не хотел это делать в спектакле. Когда я смотрю постановки, где начинается вот это «хлопцы», «це шо», «це кто», а среди декораций пластмассовые плетни с подсолнухами, я сразу понимаю, что это не про меня. А раз мы убрали украинский колорит, надо было его чем-то заменить. И мы выбрали русскую песенную культуру. Постарались, чтобы песни не казались вставными номерами, а шли изнутри.

- Как вы думаете, что бы сказал Гоголь, увидев ваш спектакль?

- Гоголь, наверное, нервничал бы очень на премьере. Я думаю, ему бы понравились артисты. Режиссер − не знаю. А артисты − молодцы.

Я вот когда на репетиции сидел, на сцене третьей ночи мне стало страшно. Я режиссер, знаю весь спектакль, давным-давно его придумал, но когда закричали «Позовите Вия!», мне реально стало страшно. Я не верю в нечистую силу, но было как-то не по себе. Я даже подумал, что надо было конец посчастливее сделать.

- Вы показываете наше современное общество. И действительно считаете, что все настолько плохо, что все мы живем в Нежити?

- Нет-нет, что вы! Понимаете, когда делаешь спектакль, ты как бы входишь в его эмоциональное состояние. Некоторые моменты ты, конечно, придумываешь специально, а некоторые к тебе сами приходят. И вот когда мы делали сцену третьей ночи, нас вынесло на то, что получилось в итоге.

- Почему спектакль появился именно сейчас?

- Мне захотелось в конце сезона сделать такой спектакль. Энергичный. Вложить в него свои переживания за этот сезон, очиститься от них. И преодолеть себя – я никогда не работал над таким материалом.

И я хотел, чтобы зрителям было о чем подумать летом. Они должны думать. Не отдыхать же в театр пришли. Они должны представить себя на месте Родиона и подумать, что самое главное в жизни для человека, что сделать, чтобы не превратиться в нечисть, где настоящие грехи и страхи, а где фальшивые.

- Вы уже не первый раз работаете с Молодежным театром, ставили «Пираньи. Дневник 12-летнего». Вам нравится у нас в городе и в театре?

- Я с удовольствием приехал в Архангельск. По спектаклю незаметно, но когда мы репетировали, веселились постоянно. Очень легко работается с этими артистами.