- Игорь, как вы начали петь?

И.П.: Говорят, ничего случайного в жизни нет. Когда был маленьким, пел в хоре мальчиков, но больше мне нравилось бегать по крышам гаражей и взрывать карбид. Однажды в универмаге я увидел альбом из десяти пластинок за 4 рубля 80 копеек – в плотном картоне, с портретом певца и надписью: «Моему другу с любовью и признательностью. Федор Шаляпин». Показалось, что его слова адресованы персонально мне. Позже я слушал одни записи, приносил другие – и погружался в мир вокала, осознавая, что нахожусь там, где и должен быть.

- В это время вы уже учились музыке?

И.П.: Нет, учился в школе и особенно преуспевал во французском. Предполагалось, что я поступлю на факультет иностранных языков и стану изучать лингвистику. Оставался год до выпуска, когда я осознал, что это ошибочный путь: я должен петь. Звук дал стержень, к которому стали притягиваться другие события и встречи. Спустя много лет хорошо понимаешь, что все они были неслучайными. Поначалу тобой движет какая-то слепая энергия.

- Решили поступать в музыкальное училище?

И.П.: Не сразу. Вы знаете, как заводчики учат певчих птиц? К клетке кенаря-певца ставят клетку с подросшим птенцом – и он подражает. Должен был появиться учитель, и он пришел. Меня отправили к профессиональной певице, которая вела вокальный кружок. Весь десятый класс я у нее учился, а потом она посоветовала: «Поезжай во Владивосток. Там все педагоги московские». Мы подготовили программу, я поступил в Институт искусств на подготовительное отделение – и в мою жизнь пришел новый учитель. Меня передавали от одного педагога к другому, а потом призвали в армию – в ансамбль песни и пляски, где я встретил опытных наставников, которые замечали недочеты и советовали, как их исправить. Если бы не было предназначения, то цепочка бы где-то прервалась, но этого не произошло. Каждый, кто тебе в чем-то помогает, становится твоим учителем.

- Продолжалось накопление опыта. Вы уже знали – зачем?

И.П.: Первый учитель задает направление, а дальше включается другой принцип: научить нельзя, можно научиться. Ты еще не знаешь - зачем, но понимаешь, что должен это сделать. В определенной точке я получал частицу творческого опыта, а в совокупности такие точки дают общую картину, как в близком мне направлении живописи – пуантилизме.

- Как складывалась творческая карьера дальше?

И.П.: Когда я служил во Владивостоке, мне порекомендовали Саратовскую консерваторию имени Собинова как одно из старейших учебных заведений с великолепной певческой школой, которую я и окончил с отличием. По распределению должен был ехать в Красноярск, но узнал, что меня берет главный дирижер Саратовского театра оперы и балета. Так, миновав стажерскую группу, я стал оперным певцом. Все складывалось замечательно.

- Казалось бы, предел мечтаний начинающего вокалиста?

И.П.: На конкурсе вокалистов во Владимире председатель жюри – знаменитый солист Большого театра Артур ЭЙЗЕН – изложил свою точку зрения на становление певческого таланта. Сначала, сказал он, человек приходит к романсам, потом к маленьким партиям, большим ариям и наконец становится настоящим оперным певцом. Я выбрал другой путь. Возможно, слишком быстро попал на оперную сцену и «перегорел» театром. Ты сидишь в гримерной. Приходит парикмахер; делает тебе прическу. Следом костюмер: надевает на тебя сорочку и костюм, все подправляет и выходит. За ним – обувщик: носочки, ботиночки. Образ готов. По радио говорят: «Игорь Перфильев, приготовьтесь! Ваш выход через 10 минут». Встаешь, подходишь. Помреж берет тебя за руку и выталкивает на место, указанное режиссером. Суфлер подсказывает слова. Дирижер дает вступление – и ты поёшь. Публика видит самостоятельную фигуру солиста, а ты чувствуешь себя винтиком в огромном производстве.

  - И что выбрали взамен?

И.П.: Параллельно с оперным классом в консерватории преподавали камерное пение. Мне оно нравилось больше. В нем ты способен стать более гибким и более выразительным, как художник, который в одной гамме красок передает многочисленные оттенки цвета. Я перешел из театра в филармонию, чтобы вырасти как концертный исполнитель. Время и место не играют решающей роли. В искусстве эти понятия условны.

О.Г.: Важен зал, а зал оказался в Архангельске, и ты оказался в нем, чтобы стать Художником. Концертных залов много, но зал, который дает возможность воздействовать на публику голосом без микрофонов, огромная редкость.

О.Г.: Когда в 1993 году мы впервые приехали в Архангельск, от вокзала ходил троллейбус до почтамта. На наш вопрос: «Как пройти к камерному залу?» - водитель вышел из кабины и сказал: «Видите, написано «уду»? Вам туда». Как выяснилось, это были три последние буквы лозунга «Слава труду!» на здании, которое теперь стоит перед «Пирамидой». Мы вышли к Кирхе – и нас поразили два фрагмента открывшегося пейзажа. Шпиль Кирхи, устремленный в сентябрьское небо, и река цвета ультрамарин с белыми барашками волн.

И.П. Директор филармонии Владимир СЛЕСАРЕВ собрал весь артистический коллектив. Я пел, Оля аккомпанировала. И когда прозвучала первая ария, сразу раздались аплодисменты. Приняли нас очень хорошо, и я понял: все складывается так, как должно быть.

- Вы открыли свой «принцип эволюции» камерного исполнителя?

И.П.: Сначала ты поёшь то, что максимально открывает природу твоего голоса - это оперные арии. Потом ты начинаешь исполнять камерные произведения, в которых можно выразить тонкости стиля: романсы русских и европейских композиторов. Но был период, когда я увлекся и Вертинским, который привел меня к старинному русскому романсу, где сначала идет канон и техника, дальше – нюансы, а за ними вскрываются пласты второго плана, когда помимо звука ты создаешь театр текста. Оля делает аранжировку так, как чувствует. Ее личность включена в сопровождение, и произведение звучит по-другому. И чем интереснее исполнитель, тем больше у него вариантов прочтения материала. Многое сделано, и многое сформировано, в том числе и аудитория.

- …и многое спето?

О.Г.: Игорь не любит цифры, но его репертуарный список насчитывает более 700 произведений. Мы знаем, что каждый из нас сам по себе – музыкант высокого класса, и каждый на многое способен, но в творческом тандеме получается вдвое больше и наш процесс постижения и соединения точек творческого роста происходит на двоих.

- Место в творчестве – условность, но атмосфера зала на вас влияет?

И.П.: Я понимаю место только с позиции звука. Мне поставили задачу исполнить и записать гимн Архангельской области, я искал помещение с уникальной акустикой. Гимн записан в исторических интерьерах Гостиных дворов, где тембр моего голоса набрал ту окраску, которой пропитался камень за четыре столетия. В любом другом месте он прозвучал бы иначе.

- Где будет проходить юбилейный творческий вечер?

И.П.: В субботу в Малом зале Поморской филармонии. Он будет называться «Жизнь артиста». Мы подготовили программу из четырех картин, которые по-новому раскроют мое творчество – в сольном пении, в ансамблях, в моих стихах, во фрагментах прозы - коротких зарисовках, которые я называю «мемуариками». Здесь я имею в виду те самые точки, из которых создается картина в пуантилизме.

- Как вы воспринимаете 50-летие?

И.П.: Как вершину творческого пути. В академическом вокале психофизический расцвет голоса у мужчины начинается в 45 лет и завершается в 55. Я нахожусь ровно посередине.