- Наталья Викторовна, как вы стали актрисой Архангельского молодежного театра?

- Когда Виктор Петрович решил создать собственный театр, это была народная студия. В труппу объявили набор, много сотен людей приходили на прослушивания. Я знала, что такая студия есть в Архангельске, даже ходила на спектакли. Но в то время собиралась стать учителем русского языка и литературы — была студенткой заочного отделения филологического факультета пединститута. Однажды победила на конкурсе выразительного чтения. В то время, помимо учебы, я была еще пионервожатой в школе №4. Мои подопечные — десятиклассники — заявили: «Подумаешь, лучший чтец на курсе, что это дает? Тебя даже в театр не возьмут». И я поспорила с ними, ради шутки. Пришла на прослушивание к Панову и осталась навсегда.

- Какой была ваша первая роль?

- Я играла бабу в спектакле «Не любо - не слушай» по произведениям Степана Писахова. С корифеями: Галиной Литовченко, Надеждой Тарасовой, Еленой Мелешкиной. У них было чему поучиться. Этот спектакль мы возили в Москву, в Театр на Таганке. Виктор Петрович вообще часто ездил с нами в столицу — знакомил с актерами и режиссерами.

- Ваши родители с пониманием отнеслись к решению сменить профессию?

- Папа не сокрушался, а вот мама расстраивалась. Но больше даже не потому, что я пошла в студию, а потому, что бросила институт. Говорила, что «педагог — настоящая профессия...» Она не думала, что народная студия станет театром, и этого момента уже не застала. Мамы не стало через четыре года. У меня на спектакле она, по-моему, ни разу так и не была. А папа относился к моей работе с юмором. Называл наш спектакль «Не любо - не слушай, не хочешь - не смотри».

- А насколько сложным был выбор для вас?

- Я не жалею – жизнь у меня получилась очень интересная. Если бы я стала преподавателем, наверное, не повидала бы Россию и мир, не реализовала бы свой артистизм и ворчала бы сейчас на «серые будни». При содействии Всероссийского театрального общества наша студия выезжала в столицу. В зале ВТО занимались актерским мастерством с профессионалами. А однажды сыграли на сцене Таганки. Нам всем было тогда чуть больше двадцати лет. Утром смотрели «Десять дней, которые потрясли мир», сидя в проходе, на ступеньках. А затем — жуткое осознание того, что через несколько часов зал будет так же полон, но мы уже будем на сцене...

- Вы говорите, что раньше вы не были человеком сцены. Как перебороли свой страх?

- Да меня перед выходом до сих пор трясет. За кулисами нервничаешь. Всем бывает очень страшно, даже нашим мужикам. Но как только ступаешь на сцену, смятение и ужас вдруг куда-то пропадают. Сцена – странное место. Даже если у тебя что-то болит - нога подвернута, живот прихватило, порез на пальце… неважно! Выходишь и тут же забываешь обо всем. Только после спектакля о болячках вспоминаешь.

- Многое в работе актера зависит от реакции зрителя?

- Конечно. Отдаешь в зал определенную энергию, а он тебе отвечает: волнами тепла или, наоборот, отторжения. Как-то раз мы два дня подряд играли «Тёмные аллеи». Первый спектакль прошел таинственно - будто пробирались через паутинку, натянутую на сцене. В зале стояла полная тишина, слышались всхлипывания. Мы все работали с большим воодушевлением. А на следующий день в театр пришли школьники. Тот же самый спектакль, то же оформление, текст. Но кто в мобильном роется, кто хихикает, потому что рядом сидит девочка... И вся тонкая кружевная вуаль разрушена. К концу спектакля мы ощущали, что откровенно боремся со зрительным залом. У нас в театре бытует выражение «трудно плыть в соляной кислоте». Как раз о такой атмосфере.

- Как переживаете неудачи?

- Когда что-то идет не так, просыпаешься наутро - а на груди будто жаба сидит. Тошно, стыдно. И умом понимаешь - зрители ушли по своим делам, забыли. А ты остался наедине с этим непростым чувством. Но не испытав этот стыд, не стать профессионалом.

- В нескольких спектаклях вы исполняете роль матери. В «Заводном апельсине» - мать в тревоге, в «Рождестве в доме Купьелло» - властная, а в «Курске» - Мать всех сынов страны. Какой из этих образов вам больше по душе?

- Я особенно не задумывалась, какая роль мне ближе. В каждой из них есть частичка меня - от себя все равно не уйдешь. В «Заводном апельсине» сделать мать такой тревожной, несчастной захотел сам режиссер. А в «Курске» в процессе обработки сценария, с согласия режиссера я... очеловечила мать. Говорю в тексте «мы», чтоб каждый мог проникнуться тем общим для нашей страны горем...

- А в «Доме Бернарды Альбы» вы исполняете роль Ангустиас, одной из дочерей. Вам нравится работа в этом спектакле?

- Самое главное – верить режиссеру. Если он видит тебя иначе, чем ты сам, в непривычном для тебя образе, важно поверить ему и пойти за ним. Поначалу мне было не по себе. Но со временем я поняла, что иначе невозможно было распределить роли. Когда мы репетировали спектакль, образовалась настоящая семья. Надо отдать должное Елене Прокопьевой и Фагиле Сельской: я впервые видела режиссера и художника, которые так искренне обожали женщин. Они к каждой нашли подход, каждую раскрыли с лучшей стороны. Никто так не понимает женщин, как сами женщины.

- Какой из спектаклей в репертуаре, на ваш взгляд, самый необычный для вашего театра?

- «У войны не женское лицо». Он был для нас действительно трудным, непривычным, потому что в этом спектакле нельзя играть – текст говорит сам за себя. Чем проще сделан такой спектакль, тем правдоподобнее и больнее. Я вела речь от лица походно-полевой жены – сокращенно ППЖ. У других девочек были лиричные истории. Поначалу была разочарована ролью – казалось, это же так просто сыграть! Расстраивалась, работа не шла... Режиссер Максим Михайлов со мной общался порой как психотерапевт. И со временем я поняла - никто больше на эту роль не подойдет: вдруг почувствовала, что есть во мне эта оторва, приняла и полюбила ее.

- Почему вы всю жизнь работали только в этом театре?

- Когда все это создавалось, мы были заняты одной общей задачей: сделать театр именно для Архангельска. К тому же мы с Витей прожили вместе 28 лет. Я работала здесь, старалась от души, и мыслей уйти никогда не было.
 
Вообще говорят, что театр в статике живет пять-семь лет, а потом умирает. Это определенная цикличность, порядок вещей. Актеры иногда зрителю приедаются. Слава богу, что есть новые наборы - мы пополняем наши ряды. Есть благодарный зритель, который воспитывался вместе с нами. А это значит – задача выполняется успешно.

- Даете советы младшему поколению?

- Нас Панов приучал, что актер актеру советовать ничего не может. Потому что актеры всегда находятся внутри предлагаемого материала, а режиссер смотрит извне. Мы можем только договориться с партнером: давай попробуем так или иначе. Но когда мы набрали первых студийцев, Панов попросил меня с ними заниматься. Я проводила занятия по сценической речи, актерскому мастерству, Мне это очень нравилось. Пусть я и не преподаватель, но у меня есть уже опыт, свои актерские «секретики».

- Какую роль вы мечтаете сыграть?

- Нет у меня роли моей мечты. Просто работать в театре – уже счастье!