Например, в начале 80х годов прошлого века, еще до печально знаменитой горбачевской антиалкогольной кампании, был популярен такой анекдот. Встретились как-то капитализм, социализм и коммунизм, решили по моде тех лет «сообразить на троих». Заспорили, кто пойдет за поллитровкой. Капитализм сказал, что старость нужно уважать, коммунизм сослался на молодость – мол, не продадут, пошел социализм. Ходил долго, а когда пришел, заждавшиеся потенциальные собутыльники набросились с вопросом: где ты был столько времени? Социализм оправдывался, дескать, в очереди за колбасой задержался… Его не поняли: капитализм стал выяснять, что такое очередь, а коммунизм – что такое колбаса…

Примерно тогда же, когда этот анекдот рассказывали по всей стране, Борис Васильев писал: «О, эти очереди! Возникшие при царе как очереди за хлебом, вы упорно не желаете покидать многострадальную родину нашу уже как очереди за тем, «что дают». Начавшись в рабочих кварталах Петрограда, вы меняли свой социальный состав, пока окончательно не перетасовали граждан России. Какой поэт, какой прозаик возьмется описать знаменитое: «Кто последний, что дают?»

Прошли десятилетия, и очереди – вместе с социализмом – ушли в историю. Но история совершила совсем немарксистский зигзаг: вместо коммунизма за социализмом у нас снова наступил капитализм. Может быть, ненастоящий, и даже, кажется, не насовсем: колбаса еще не пропала, а очереди уже вернулись.

Теперь эти очереди стали свидетельством разрыва связи между поколениями. Молодежь и в социальных сетях, и в средствах массовой информации делится эмоциями от «безумных очередей». Одна из них, например, была отмечена на прошедшей неделе еще перед открытием продовольственного магазина «Союз» в торговом центре «Фудзи» в Архангельске – там насчитали минимум 20 человек. Представители старшего, да и среднего возраста только фыркают: они хорошо помнят 1980е, когда очереди за дефицитом собирались с вечера, люди составляли списки, писали номера на ладонях… И да, это они теперь лихорадочно скупают крупы и сахар. Они хорошо помнят, что если власти говорят «продуктов достаточно», надо бежать в магазин – завтра там не будет ничего, кроме пустых полок и хамоватых продавцов, которые распоряжаются дефицитом. А нормы отпуска «в одни руки» только стимулируют воспоминания и аналогии, делая картину еще более узнаваемой.

Очереди и дефицит – две составляющие классической триады, не хватает только спекуляции. Тем, кто не хочет стоять в очереди, предприимчивые люди всегда предложат купить нужное без лишних усилий, но, разумеется, заметно дороже. Если в очереди стоять не за чем, то у предприимчивых дельцов купить все равно можно – только уже в разы дороже. Упомянутые выше очереди за хлебом при царе стали одной из главных причин Октябрьского переворота. Большевики, наученные горьким опытом предшественников во власти, уже через полтора месяца создали ВЧК, куда входило подразделение по борьбе со спекуляцией. Помогло, прямо скажем… не так чтобы очень.

Спекуляция процветала ровно потому, что от дефицита советское общество так и не смогло избавиться на протяжении всей своей истории. Другое дело, что сам дефицит менялся во времени: в плохие времена это были хлеб и мука, крупа и картошка, а во времена относительно хорошие – фирменные джинсы или косметика, которые в СССР не производили и официально не поставляли, а привозили контрабандой. Желание одних советских граждан выглядеть лучше остальных соотечественников породило особый род деятельности – фарцовку.

Впрочем, потребности были достаточно индивидуальны. Кому-то была нужна всего-навсего жвачка – в Советском Союзе ее делали только в Прибалтике, остальным республикам не хватало… да и качество оставляло «жевать лучшего». А вот гурманы добывали сырокопченую колбасу, причем желательно именно отечественную. Предметом спекуляции был даже самый интеллектуальный товар: книги. В Архангельске эти «жучки» чаще всего терлись у «Подписных изданий» на Володарского. Наверное, именно они – люди, как правило, с хорошим гуманитарным образованием – и придумали замечательное, философски выверенное определение дефицита: объективная реальность, НЕ данная нам в ощущение…

За спекуляцию продуктами питания с революционной целесообразностью расстреливали на месте, продавцов иностранных товаров клеймили за пропаганду западного образа жизни и иногда сажали. Ни от расстрелов, ни от посадок, ни от усилий специалистов в области идеологического воспитания спекулянтов и фарцовщиков меньше не становилось: на дефицит всегда был спрос, спрос рождал предложение, желающие рискнуть ради хороших денег не переводились. Справиться с этими пережитками буржуазного прошлого, как их называли советские идеологи, удалось только в постсоветской России – исчез составлявший основу их деятельности дефицит товаров. Возможность приобрести необходимое или желанное стала определяться сначала толщиной кошелька, а затем размером суммы на банковской карточке.

Теперь наличие денег снова не гарантирует… пока только сладкого чая и рассыпчатой гречневой каши. Но если дело так пойдет и дальше, ценность опыта представителей старшего поколения будет возрастать пропорционально длине очередей. Лишь те, кто стоял в настоящих очередях, умеют найти то, что дают, сохранить свое место в цепочке таких же на пути к заветному прилавку. Они умеют найти даже то нужное, за которым нет очереди, потому что нигде нет самого этого нужного. Под новым солнцем найдут свое место недовымершие члены «профсоюза доставал и жучков», по крайней мере, те, кто сумеет восстановить былые навыки, подрастерянные за четверть века. Впрочем, пустые места в строю займут новые… В лексикон поклонников революционной целесообразности и нормативные акты вернутся звучные и многообещающие слова «спекуляция» и «саботаж», до сих пор попахивающие расстрелами на месте без суда и следствия.

А вот молодежи, которую пугают два десятка покупателей перед открытием магазина, придется нелегко. Хотя первыми пострадают – уже пострадали – люди с достатком, привыкшие к определенному шику, а не ширпотребу с рынка. Брендовые шмотки, которые они покупали еще в начале февраля, через пару месяцев выйдут из моды, через пару лет сносятся, а магазинов, где можно купить добротные обновки, уже нет. Причем шансы возвращения элитной одежды и обуви на российский рынок тают на глазах – по мере усиления призывов все тех же наследников большевиков национализировать имущество приостановивших работу в России торговых сетей. Правда, в последние дни правительство вроде как призвало энтузиастов-экспроприаторов задуматься о последствиях, как будто даже идет работа над соответствующим законопроектом. Поможет или нет – покажет время и количество фарцовщиков и спекулянтов.

При плохом развитии событий наши-то шансы как раз выглядят предпочтительными: именно на судах, ходивших «в загранку», и доставлялась в СССР большая часть контрабандных грузов. Если изданные за рубежом томики Солженицына и Пастернака таможня искала весьма прилежно, то на жвачку, джинсы и сигареты за небольшую мзду закрывала глаза.

Так что при первых попытках восстановления международной торговли архангелогородцы – а еще больше архангелогородки – окажутся ближе к счастью, чем люди сухопутья.

Впрочем, может быть, все еще и обойдется: колбаса-то пока никуда не пропала. Но очереди, тем не менее, уже появляются.