Предметом исследования в этом странном, но впечатляющем с первой минуты действе становятся и актеры, существующие в художественном пространстве, и зрители. «Инструкция по применению спектакля» в программке сообщает, что зрители могут «прислушиваться, повторять, припоминать, недопонимать, сравнивать, недоумевать, негодовать»... 

И кто-то из зрителей действительно будет негодовать, ожидая от спектакля целостной истории и пытаясь выстроить логику происходящего. Однако сам литературный первоисточник представляет собой главы, события в которых не подчиняются ни хронологии, ни здравому смыслу. «Летопись города Глупова» предлагает взглянуть на периоды правления его градоначальников как на фантасмагорию, в которой очередной «Ахилл» то окажется с фаршированной головой, а то и вовсе девицею... 

«С момента написания повести произошли тектонические изменения в познании окружающей нас реальности, в способах коммуникации, в свободе и скорости получения информации», – считает режиссер спектакля Илья Мощицкий. Результат его работы с текстом близок к перформативному искусству, одной из особенностей которого является возможность зрителя стать наблюдателем, в любой момент действия или покинуть пространство перформанса, принять в нем непосредственное участие, или отстраниться от происходящего. Принять те правила, которые предлагает режиссер зрителям, – первый шаг к восприятию всего дальнейшего. 

Переступив порог театра, зритель сразу оказывается в пространстве спектакля. По фойе, словно запрограммированные, проходят артисты в странных сложносочиненных образах, а зритель попадает в зал, уставленный глиняными расписанными вазами почти с человеческий рост. Под ногами – расписанный такими же яркими сюрреалистичными картинками пол. 

Здесь можно занять место на одной из скамеек, которые расставлены по периметру всего пространства, и почувствовать себя частью созданной инсталляции (художник — Сергей КРЕТЕНЧУК). В отличие от обычного спектакля, где декорации являются одной из его составных частей, здесь художественное пространство обретает самостоятельность и представляет интерес само по себе, во многом определяя смыслы, рождающиеся из взаимодействия актеров с ним.

Так, одним из первых открытий становится понимание, что перед нами – не просто зал с вазами, напоминающий музей, но аккуратно расставленные урны с прахом, в которые персонажи всматриваются, прислушиваются, из недр которых достают, словно тайное знание, и пересыпают из рук в руки пепел, как ритуальное вещество. И в этом пространстве действуют полные жизни и энергии актеры, создавая контраст с застывшей красотой, хранящей в себе время. Невольно задумаешься над недолговечностью красоты всего живого, которую заметили еще художники-голландцы, в чьих натюрмортах спелый плод предвещает будущее умирание. 

Кажется, что в пространстве спектакля происходит какой-то пир во время чумы, танцы на костях собственного прошлого и ритуальное поминание страшной истории, которая повторяется снова и снова. И это ощущение тонко перекликается с реальностью сегодняшнего дня – неистовое веселье, которое так навязчиво культивируются в поп-культуре, рано или поздно оборачивается катастрофой. Об этом словно бы предупреждают и крики, и искаженные беззвучными гримасами лица, с которыми актеры вдруг замирают перед нами. Тревожное ощущение создается и звуковым воздействием, в котором присутствует не только музыка (композитор Дмитрий САРАТСКИЙ), но и тихое завывание ветра, как будто доносящееся издалека. В этом спектакле-перформансе есть и пять минут тишины, когда каждый может прислушаться не только к окружающему, но и к самому себе. 

Еще один момент такого «прислушивания» – своеобразная игра в «гляделки» с артистами, в которую смогут вступить несколько зрителей. И эта сцена в спектакле – тоже исследование, в которое вовлечены оба – и артист, и зритель. Но кто здесь наблюдатель, а кто наблюдаемый? Кто ведет эту игру, а кто подчиняется, когда и как эти условия могут поменяться? Включаясь в процесс, зритель по сути дела перестает быть только наблюдателем, но начинает влиять на всю картину в целом. То же самое, если провести аналогию (что поощряет делать «инструкция» к спектаклю), происходит и в нашей реальной, общественной жизни: только перестав быть просто наблюдателем, можно изменить ход событий. И в то же время, каждый из нас выступает в роли того, за кем наблюдают, и так же пристально наблюдает сам. 

Можно было бы подумать, что от «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина в спектакле осталась только общая атмосфера мрачного безумия, невозможности выйти из замкнутого круга истории и предначертанного конца (в финале повести «оно» пришло и «история прекратила течение свое»). Но сюжеты, в которых фигуры градоначальников предстают в фантастической, гротесковой манере, встроены режиссером в ткань спектакля и неожиданно напоминают о себе. Здесь появляется история про борющихся за власть градоначальниц и майора Прыща (у которого «мозг в основных компонентах имеет трюфель»), разрушителя города Угрюм-Бурчеева и любителя женских платьев Дю Шарио.

При этом все занятые в спектакле актеры – заслуженная артистка РФ Наталья МАЛЕВИНСКАЯ, Виктор БЕГУНОВ, Степан ПОЛЕЖАЕВ, Александр БЕРЕСТЕНЬ, Антон ЧИСТЯКОВ, Евгения ПЛЕТНЁВА, Анастасия БУЛАНОВА, Ирина БУЛЫГИНА, Екатерина КОРОЛЁВА и Вячеслав КРИВОНОГОВ – выступают в роли жителей города Глупова, лишь время от времени примеряя на себя образы конкретных персонажей. 

Почти в самом финале спектакля звучит стихотворение поэта Пауля ЦЕЛАНА, строчки из которого надолго врезаются в память: «Никто нас не вылепит больше из глины, никто. / Никто не хранит наш прах». Перевод этого немецкого текста произносит механический голос, доносящийся до нас словно из небытия, в то время как на сцене его на языке жестов проговаривает «самка примата человека». Мысль о конечности всего сущего и хрупкости жизни, которая с легкостью может быть разбита как глиняный горшок или фарфоровая ваза, становится красивым и страшным завершающим аккордом постепенно затягивающего внутрь себя действа. Приснилось ли нам всё то, что мы увидели, почувствовали и чего испугались? И, значит, можно об этом забыть, как о страшном сне? Или наша жизнь и есть этот смутный, непрекращающийся сон, от которого, несмотря на весь технический и информационный прогресс, нам не дано пробудиться?.. Как бы мы ни ответили на этот вопрос, в конце останутся лишь частички невесомой пыли, которые напомнят о буйной былой красоте.