Недалеко отсюда – водораздел Белого и Балтийского морей, поэтому здесь нет рек, зато много болот, озёр, часто соединённых между собой ручейками, речушками и протоками. 

Сюда привёл нас лесник Валентин Васильевич Портнóв – высокий, крепкий и, как все «лесные» мужики, немногословный. Сначала мы шли по песчаной дороге у подножия высоченной Хижгоры. После недавнего ливня на дороге змеились уже высохшие русла водных потоков. Прошли мимо древнего деревянного храма на вершине горы и, выйдя на широкую поляну, свернули в сухой соснячок. Минут двадцать бодрого хода по натоптанной лесной тропе – и мы у большого озера в зелёной оторочке высоких берегов. Восторженными криками ребятня разбудила всю округу. Расселись в лёгкие пластмассовые лодки, оставленные для нас на берегу. Под грозное напоминание Валентина Васильевича дружно надели спасательные жилеты. И – в путь, греби, кто как умеет.

Переплыли огромное пространство Вендозера и свернули вправо, в неглубокую, но широкую, заросшую камышом и кувшинками протоку, отделяющую Вендозеро от соседнего Тóросозера. В сплошной водной растительности «протоптана» лишь тропочка для прохода лодок гуськом. А через протоку устроен длинный мост. Нельзя сказать, что мост перекинут через протоку. «Перекинут» подразумевает что-то высокое, выгнутое, воздушное. А здесь совсем низкий мостóчек – встав в лодке, можно легко достать до настила. Мост низкий, но крепкий, основательный. Он представляет собой бревенчатые срубы (клетки), в которых брёвна соединены с прозорами («в реж»). Срубы опущены на дно (а не вкопаны) и заполнены внутри валунами. Такой мост называют «на ряжáх» (искажённое от «реж»). Поверху срубов, установленных друг от друга на порядочном расстоянии, устроен бревенчатый настил. Мост очень древней конструкции, такой, какие строили ещё в средневековом Новгороде. Сооружение восстановлено по традиционной технологии, по сохранившимся, но сильно разрушенным элементам. Мост такой же конструкции, только огромный, самый большой из подобных деревянных мостов, сохранившихся в России, устроен через речку Кену, недалеко отсюда. По мосту через Кену до недавнего времени даже ездили гружёные лесовозы. Кена – порожистая речка с очень быстрым течением, а в ледоход вообще неукротимая, и для того, чтобы острые льдины не повредили, не срезали опоры-срубы моста, те стороны, грани срубов, которые принимают на себя удар воды и льда, сделали на угол, остроносыми, да ещё дополнительно укрепили толстыми брёвнами. Такой «нос» разбивает напирающие льдины. Здесь, на Вендозере, течение воды почти не ощущается, и пятигранные опоры не нужны, поэтому сделали обычные, квадратные срубы.

Мы плывём по уже третьему озеру, соединённому протоками. Система озёр как хрустальное ожерелье, брошенное на зелёную скатерть леса. Оказывается, в озёрно-канальной системе было пять озёр. Из огромного Мáсельгского озера, на берегу которого построен лагерь для подростков, через тростниковую протоку вытекает узкое и кривое озеро Пёжихирье. Из Вендозера мы попали в Торосозеро, а оттуда плывём в Лéвусозеро. Только между Пёжихирьем и Вендозером не протока, а стометровый волок, просека, по которой лёгкую пластмассовую лодочку можно перенести на руках, а тяжёлую – протащить-проволочить по мочажине, заросшей болотной травой.

Историки определили, что озёрно-канальная систем Масельгское – Левусозеро была создана местными жителями в начале XIX века. Это совершенно особая, уникальная система озёр. Она является частью водной системы, питающей реку Вóдлу, впадающую в Онежское озеро. Всего же водная система, начиная с озера Масельгского, обеспечивала пространственную связь двенадцати озёр. Имеются предположения, что озёрно-канальную систему Масельгское-Левусозеро в XIX веке использовали как транспортную магистраль, позволявшую по высокой воде добираться с Лёкшмозерья до Карелии. Вероятно, именно по этой системе озёр и каналов проложили водно-волоковой путь новгородские первопроходцы, осваивая северный край. Конечно, эту водную систему с давних времён использовали и для хозяйственной деятельности: регулирования стока и подачу воды на водяные мельницы.

Только для школьников, даже старшеклассников, водный путь по пяти большим озёрам всё-таки тяжёл, ведь многие впервые держат в руках вёсла, и поэтому лодки перенесли на промежуточную стоянку в озёрно-канальной системе, к избушке на Вендозере, и водный путь к далёкой мельнице сократился почти вдвое. Последняя протока, самая длинная и извилистая, заканчивается «разлúвой» – искусственным расширением русла, лесным водохранилищем, продолговатым омутом.

.

Когда плывёшь по этим удивительно чистым озёрам, по извилистым, заросшим тростником и кувшинками тихим протокам, вспоминается что-то из истории великих древних цивилизаций – знаменитые ирригационные системы древнего Египта и Месопотамии – Нила и Евфрата. А здесь чем хуже? Чем хуже уникальная «каргопольская цивилизация», давшая начало славянскому, православному населению не только обширного северного края, но и всех сибирских земель? Чем хуже сметливые мужики, создавшие здесь, в глухомани лесной, свою ирригационную систему? Они расчистили или прорыли протоки-каналы, хитрó соединив ими пять лесных озёр. Теперь уже не определить, какие каналы созданы природой, а какие – людьми. Люди расширили дальнюю лáхту (залив) Левусозера (вручную, естественно, без экскаваторов) – образовалось водохранилище-«разлива». С одной стороны люди опоясали эту «разливу» высокой подковообразной дамбой-плотиной. Она такая прочная, что за двести (триста? четыреста?) лет, за двести ледоставов и двести пáводков, когда озёра переполняются водой, когда огромные льдины, подгоняемые течением и подталкиваемые другими льдинами, зацепившись за какую-нибудь корягу и вращаясь на месте, образуют яму на месте этой коряги, когда бешеный поток воды несётся, прыгая через камни, по обводному каналу, с плотиной ничего не случилось. 

В течение нескольких последних десятилетий ХХ века водоподводящая система (затвор, лотки и бревенчатые подпорные стены), оставшись без хозяйского присмотра, разрушилась, а здание мельницы обрушилось, и бурная вешняя вода завершила дело. Даже огромные жернова и камни-ступы «крупорýшки» «уплыли» со своих мест, а плотина не пострадала. Летом плотина как высокий крепостной вал – высота её над уровнем воды «разливы» метра полтора, а то и больше, а общая высота плотины – два с половиной метра! В центре этой плотины-подковы – затвор, пускающий воду в водоподводящий жёлоб, а за ним – сруб мельницы. Грунт задернованный и такой плотный, что кол не вбить. Потому что в нижней части плотины – огромные валуны и укреплённые в них толстенные лиственничные брёвна, а выше – другие брёвна и утрамбованный до каменного состояния грунт.

.

Да ведь это настоящее чудо инженерной мысли – точнейший гидрологический расчёт и строительное мастерство безвестных гидростроителей! Ведь расчёт и сооружение водоподающей системы, выбор створа мельницы, проектирование мельничного механизма даже в наше время остаётся сложной гидротехнической и инженерной задачей.

Плотина исправно служила людям: созданный перепадом уровней напор воды давал силу водному потоку вращать два огромных и тяжеленных (набухших от воды!) деревянных колеса, а вместе с ними ещё более тяжёлые валы и весь остальной механизм, а мельница молола зерно. Но не меньше плотина работала на природу, чтобы поддерживать её «в форме», чтоб не исчезли то самое хрустальное озёрное ожерелье, изумрудно-смолистые леса, клюквенные и морóшечные болота, вкусная озёрная рыба. Мельничная плотина с обводным каналом обеспечивала надёжность всей озёрно-канальной системы. Благодаря высокому уровню воды, поддерживаемому плотиной, и регулированию стока водоёмов береговая линия не оголялась, озёра не оскудевали водой и рыбой, особенно в засушливое время, в лесу вырастали высокие, крепкие деревья, не пересыхали болота, тоже нужные природе. Это было созданное крестьянами совершенное водное хозяйство, за которым тщательно следили. Традиционное природопользование не истощало, а, наоборот, увеличивало естественные богатства края, сохраняя саму структуру культурного ландшафта. Историки выявили, что на этой озёрной системе были построены и другие мельницы и плотины, но они давно утрачены. Есть предположение, что высокий уровень воды в каскаде местных озёр и рек, поддерживаемый многочисленными плотинами, позволял производить сплав отборной древесины, заготовленной в окрестных лесах, на судоверфи на берегах Онежского озера и Балтийского моря. И в конечном итоге плотина опять же работала на людей, черпающих в природе жизненные силы. Здесь всегда было и до сих пор остаётся бережное отношение к природе. Ведь «там, где люди не создают вокруг себя историю природы, и жизнь их не откладывает никакого творческого отпечатка на природу, там словно иссякает, уходит в песок сама история этих людей».

А чего стоит обводной канал! Он прорыт на краю плотины, у самого пóлога леса. По каналу спускают воду, когда мельница не работает, а также в большую воду и в половодье. Дно и стены дугообразного русла глубокого канала укреплены валунами, чтобы неудержимый поток воды не размыл грунт и чтобы этот самый поток направлялся туда, куда ему полагается – в Кулгом-ручей. Перед мостиком недвижимая вода «разливы» превращается в лёгкие волны. Они с шумом устремляются под мост, закручиваются вокруг торчащих валунов, превращаясь в водяные змейки и спирали, а из-под моста вы-летает неудержимый, стремительный поток воды, который несётся, скачет с горы-дамбы по каменному руслу, перепрыгивая через оглаженные блестящие камни, образуя весенний водопад. Нет, не просто водопад – водная феерия! Радостный шум освобождённой воды наполняет долину.

Комплекс сооружений озёрно-канальной системы включает в себя мельницу на Левусозере (собственно здание мельницы, плотина, подающий и обводной каналы), домик мельника и бревенчатый мост «на ряжах» через протоку Вендозера. Это уникальный комплекс инженерных сооружений. Подобного ему в России не существует. Он был одним из многочисленных объектов хозяйственной инфраструктуры, определявших облик культурных сельских ландшафтов и поселений Лёкшмозерья. В этой местности до сих пор хорошо сохранилась историческая пространственная и функциональная структура. Расположение мельницы на периферии издавна освоенного людьми лесного пространства определило уникальную структуру дорог и мостов, многие из них в настоящее время утрачены.

Строительство и эксплуатация такого сложного и обширного гидротехнического сооружения требовали совместного труда и заботы всех поселян. Мельницы строили «всем миром», всей деревней, без чертежей, «на ощупь», как и запруду. Близ за-пруды – домик мельника. Молоть начинали осенью, с наступлением холодов, и пользовались мельницей все жители близлежащих деревень по очереди (посуточно на семью). Мельницы всегда были любимы народом. День поездки на мельницу был праздником для всего семейства. На мельницу! Туда, где завершается «жизненный путь» зерна от посева до муки. Мололи овёс, рожь, горох, а больше всего – жúто (ячмень). Дома подводу с мукой встречало всё семейство. Радовались, что мука дома. Мука дома – значит, будут коврúги и шáньги, колобки и пироги, жúтники и рыбники. Расплачивались с мельником за работу частью смолотой муки.

Самó здание левусозерской мельницы – обычный большой бревенчатый дом под двускатной крышей. Маленькое оконце и сбоку дверь. В таинственной темноте строения спрятана вся хитрая начинка – мельничный механизм. И сруб мельницы, и механизм её были до такой степени разрушены, что пришлось выполнить их заново. Здание мельницы воссоздано по сохранившимся остаткам руинированных конструкций. Из старых, изначальных элементов мельничного механизма в новой мельнице – только каменные жернова да камень крупорушки. Элементы механизма мельницы частично воссозданы тоже по обнаруженным фрагментам. Близ старого домика мельника на полянку вытащены мощные старые валы – основа мельничного механизма. Они не сгнили полностью, потому что сделаны были из лиственницы – смолистого и потому самого долговечного лесоматериала. Рядом камни с выдолбленными пазами – опора этих валов. Близ воды нашла старый-престарый замшелый камень с аккуратной прямоугольной ямкой – это главная деталь механизма крупорушки (об этом механизме далее). Таких ямок изначально было две – одна раскололась, и пришлось заменять весь камень. Вот ещё старый элемент мельничного механизма.

В зависимости от использования энергии водяного потока водяные мельницы бывают двух типов: наливные, использующие энергию падающей воды, что требовало строительства плотины (вода на водоприёмные колёса подаётся сверху), и подошвенные (подливные), использующие энергию течения воды (вода на колёса подается снизу). Наливные мельницы могут функционировать практически бесперебойно, за исключением особо засушливых лет, и более производительны, чем подливные. Предположительно, все водяные мельницы на Лёкшмозерье и Кенозерье были наливного типа, а гидравлический напор создавался плотиной. На этой территории в начале ХХ века существовало более двух десятков водяных мельниц, теперь все они практически утрачены. Мельничный механизм всех здешних водяных мельниц имел одинаковое техническое решение.

Вот и на Левусозере в центре дамбы-плотины – основной канал, подающий поток воды на мельницу, пока перекрытый затвором – тяжёлым дощатым щитом, который поднимают на цепях, вдвоём вращая рукоятки ворота, наматывая цепи на ворот. Вода, проникая в образовавшееся отверстие, устремляется по глубокому деревянному жёлобу внутрь мельницы, в окошечко в нижней части сруба.

Реставраторы специально ждали школьников, чтобы при них опробовать свою работу. Для детей запуск мельницы – событие не то чтобы невиданное, а вообще непредставляемое. О мельницах они в лучшем случае слышали или читали. А она, новенькая, ещё пахнущая свежей древесиной, и пока молчаливая, ждёт нас.

Мы находимся внутри здания, на верхней площадке около жерновов. Над центром жернова установлен дощатый ковш – ёмкость в виде опрокинутой пирамиды. В ковш засыпают зерно. Ребятня живо обсуждает и огромные плоские жернова из тёмно-серого гранита, и отлично видные отсюда, сверху, установленные вертикально на нижнем уровне шесть брёвен, упирающихся в другой огромный плоский камень, с двумя прямоугольными ямками, почти на уровне пола, и толстенный – не обхватить! – вал из бревна (тоже лиственничного!), держащий на себе весь этот мудрёный механизм и уходящий другим концом в таинственный сумрак маленького окошечка у самого пола.

По крутой лесенке спустились на нижнюю площадку. Оказывается, в бревенчатой стене-перегородке два окошка, и в каждое просунут толстый вал. В торцы вала вбиты металлические штыри, которые пропущены в кованые опорные подшипники, укреплённые в бревенчатых подушках. Концевые участки вала со стержнями укреплены тремя металлическими бандажами (кольцами), чтобы древесина не раскололась. На один из валов, тот, который оказался под жерновами, насажено огромное передаточное колесо – массивный круглый щит, сплóченный из толстых досок, а близ края по кругу вставлены зубья (кулаки) из брусков. Зубья находятся в зацеплении с вертикальными цевками (из жердей) цевья (своеобразной деревянной шестерёнки), и передают вращающий момент от вала в перпендикулярную плоскость. Цевьё насажено на кованый стержень («веретено»). Верхняя часть веретена пропущена сквозь нижний неподвижный жернов («исподник») и с помощью металлического поперечного стержня жёстко заделана в верхнем подвижном жернове («бегуне»). Вращаясь, «веретено» приводит во вращение верхний жернов.

Другой вал из другого окошка уложен параллельно первому. Сквозь вал пропущены шесть длинных брусков-крыльев, которые установлены относительно друг друга под углом 120 градусов. Напротив каждого бруска-крыла вертикально установлены брёвна-песты – те самые, что мы видели сверху. В каждом бревне со стороны вала горизонтально укреплён брусок. При вращении вала брусок-крыло входит в зацепление с бруском на бревне и приподнимает бревно на высоту более метра. Выйдя из зацепления, бревно падает в глубокую прямоугольную ямку в камне, расплющивая своим торцом засыпанное в ямку зерно, превращая, например, зёрна овса во всем известный «геркулес». И так все шесть брёвен по очереди. Чтобы эти брёвна не упали, верхние их концы охвачены направляющей рамой. Оказывается, «геркулес» делали на Руси ещё в стародавние времена!

Это приспособление называется «крупорушка». Как точно сказано: крупу рушит, то есть плющит, дробит. Мельницу, где имелись и жернова, и мельничные ступы для дробления зерна в хлопья или крупу, называли двухпостáвной – два вала, два постáва. Пожалуй, огромный камень крупорушки – самый колоритный, самый удивительный элемент мельничного механизма. Интересно отметить, что когда сруб мельницы разрушился, поток хлынувшей воды был такой силы, что передвинул циклопический камень крупорушки на несколько метров. Вернуть его на первоначальное место не было никакой возможности, и реставраторам пришлось поменять местами механизм крупорушки и механизм размола зерен в муку (вал с жерновами). И уровень пола мельницы пришлось определять, ориентируясь на этот частично замытый песком огромный камень.

А что там, за сплошной бревенчатой стеной с маленькими окошками близ пола, откуда выходят валы? Самые смелые мальчишки просунули голову в окошко. Оказывается, в крайнем помещении на концы обоих валов насажены другие колёса – огромные, больше человеческого роста, – водоналивные («водные», «мокрые»). Поэтому и помещение называется «колесница». Колёс два – для двух валов. Каждое колесо состоит из двух сплошных дощатых круглых щитов, сплóченных на шпонках, с наклонно закреплёнными между щитами лопастями-плицами. Над каждым колесом оканчивается деревянный желоб-лоток – тот самый, что начинается у затвора. В помещении сумрачно и пахнет мокрой древесиной.

Кто-то из взрослых попросил ребят отодвинуться поближе к стенам. Дети, живо обсуждая увиденное, отодвинулись машинально. Сквозь ребячье щебетание не сразу услышали шум воды. Дети притихли и прислушались. Шум, плеск, бульканье воды нарастали, послышался какой-то непонятный, натужный скрип, и вдруг… огромные валы вздрогнули и стали медленно-медленно поворачиваться. По очереди дрогнули и стали приподниматься стойки-бревна крупорушки на нижнем ярусе, и, наконец, стронулся верхний каменный жернов.

Просторное помещение мельницы, наполнившись разными звуками, сразу стало тесным. Всё вокруг скрипело, грохотало, стучало, гремело. Потоки воды с шумом неслись по деревянным желобам и звучно шлёпались на плицы колёс. Скрипели от напряжения деревянные детали. Гулко стучали о дно пока ещё пустой каменной ямки обитые металлом торцы брёвен-пестов «крупорушки». С сухим треском прокручивались цевки деревянной шестерёнки. Невообразимо грохотала тяжёлая гранитная пли-та верхнего жернова, чуть-чуть подпрыгивая на нижней, неподвижной плите. Кричали дети от переполнявшего их восторга. Не скрывая счастья, сиял главный мельничный мастер Василий Васильевич Харланов. Утром он прихватил из лошадиной кормушки горсть овса, насыпал в карман, и теперь потихоньку, из ладони, подсыпал зерно в зев жернова. И когда из щели между жерновами появился лёгкий белый дымок, а затем потекла тоненькая струйка муки, всеобщей радости не было предела! Это ничего, что вместе с мукой попадались раздавленные, раздроблённые на две-три части, а то и совсем целые зерна – ведь жернова ещё не притёрлись. И ничего, что сейчас мельница гремит и грохочет, ещё есть время смазать узлы, притереть элементы. Главное, мельница работает! Мельница мелет овёс по технологии, известной ещё века с двенадцатого!

Столетие назад лучшим мельничным мастером на Кенозере слыл Александр Ребров. Механизмы, сделанные им, работали очень тихо, без скрипа и лязга. «Как в валенках идёт мельница» – оценивали его работу однодеревенцы.

Теперь, насколько мне известно, на северо-западе России действующих водяных мельниц не имеется. Примеры реставрации зданий водяных мельниц единичны, связаны, как правило, с отрывом от исторического места, ландшафта, в котором они изначально существовали, и при этом не предусматривается воссоздание мельничного механизма. Например, в Музее деревянного зодчества в Малых Корелах под Архангельском имеется макет водяной мельницы в натуральную величину.

Теперь, конечно, нет смысла строить мельницы для хозяйственных нужд, но в заповедных местах – музеях-усадьбах или национальных парках – они вполне уместны, являясь одними из самых привлекательных для туристов сооружений. При этом в мельнице на Левусозере от любопытных посетителей не спрятаны конструкции и элементы подвижного деревянного механизма, циклопические гранитные камни. Все смогут увидеть, как падает вода на плицы, как натужно вращаются тяжёлые валы, как стучит крупорушка, как течёт под жернов зерно и вытекает из-под жерновов тёплая белая струйка муки. Сейчас особенно важно сохранить если не всю безвозвратно исчезнувшую деревенскую культуру (её, объективно говоря, сохранить всё-таки невозможно – увы, прогресс имеет оборотную сторону), то хотя бы следы этой культуры. И память о мельницах, интересных и сложных инженерных сооружениях, могут сохранить теперь только национальные парки или крупные музеи – этнографические или музеи-заповедники. Только таким организациям под силу возродить эти инженерные сооружения и, главное, правильно их эксплуатировать.

Вот так появилось в лесной глухомани, у тихого Левусозера своё чудо – старинное, деревянное, доброе. Приезжайте в гости!

Левусозеро. Лёкшмозерье, ок 20 августа 2006 г.

Об авторе

Любовь ШАПОВАЛОВА родилась и живёт в Архангельске, по образованию – инженер-строитель, кандидат технических наук, по призванию – исследователь и пропагандист северного зодчества. Её профессиональные интересы связаны с исследованием и реставрацией памятников деревянного зодчества на основе строгого инженерного подхода и воссозданной исторической технологии строительства из древесины. 

Любовь Геннадьевна - автор более сотни опубликованных научных работ, из них 25 – в академических изданиях; автор одиннадцати научно-популярных монографий, среди них книга о становлении в Архангельском крае реставрации как науки (дореволюционный период) и подвижниках-реставраторах того времени «Радетели северного зодчества» (Архангельск, 2021). Один из авторов уникальной коллективной монографии «Небеса и окрестности Кенозерья» (М., 2009), «Поморской энциклопедии» (том V, Архангельск, 2016, и тома «Михаил Ломоносов», Архангельск, 2022). В Архангельске одна за одной выходят книги задуманной серии «Русского Севера храмы»: с подзаголовками «Верхнее Подвинье» (2015), «Среднее Подвинье. Верхнетоемская земля» (2019), «Нижнее Подвинье. Зачачье» (2021), «Нижнее Подвинье. Ухтостров» (2022). Очерки Л. Шаповаловой опубликованы в научно-популярных и литературных журналах и альманахах «Вопросы истории естествознания и техники», «Архитектурное наследство», «Деревянное зодчество», «История науки и техники», «Слово», «Двина» (Архангельск), «Север» (Петрозаводск), «Берега» (Калининград), «Вологодский ЛАД» и других изданиях.

Все монографии, статьи и очерки повествуют о сохранившихся или воссозданных в исторической памяти храмовых строениях Кенозерья и Двинской земли. Все они написаны на основе натурных обследований строений и архивных изысканий, при этом автору удалось сделать научные открытия. Публикациям автора присуща точность и дотошность инженера-исследователя и в то же время наблюдательность и лиричность повествования.