- Илья Владимирович, вы совмещаете три профессии: историк, писатель и редактор. Какая из них все-таки является для вас наиболее важной?

- Литература – это для удовольствия, когда хочется что-то хорошее сделать. Остальные – для «прокорма». Кто сегодня пытается жить одной литературой – сумасшедшие люди. Совмещая эти профессии, еще удается сохранить какую-то долю оптимизма.

- В одном из своих интервью вы сказали: «Чем больше врешь, тем интересней книга». Как вы разделяете понятия правды и лжи, пусть и художественной?

-  О правде и лжи - особый разговор. История – это миф по определению. А правда – безобразная дама, на нее неприятно смотреть. У каждого государства есть свои мифы: у американцев, англичан - у всех. И мы в России должны создавать свой миф. Чем больше врешь, тем лучше получается. Американцы и здесь нас намного опередили.

Хотя, простите, «Война и мир» - тоже вранье. Понятно, что Пьера Безухова и Наташи Ростовой — героев, которых мы так любим, которые вошли в нашу жизнь, - не  существовало. Не стоит и дальше углубляться, пытаться «развенчивать» эту сказку. Историки кричат, что Лев Толстой якобы «неправильно» изобразил войну 1812 года. Однако когда человек начинает говорить о своей стране правду – это самое гиблое дело. Пусть лучше живет миф о том, что мы самые лучшие, добрые, честные.

В книге «Кто не знает братца Кролика!» я рассказывал... историю о правде. Какой бы пример привести... В четвертом классе мы ездили в Петергоф, там есть фонтан-шутиха: наступишь на камушек – тебя обливает водой. Или не обливает. А один умник из нас подошел и увидел, что около фонтана сидит человек и регулирует процесс нажатием педали. И что сделал этот правдист? Пришел и рассказал все как есть. Знаете, хотелось набить ему морду. Я видел лица одноклассников, они были со мной солидарны: мы с таким азартом выбирали камушки, а после его сообщения стало так неинтересно.

Миф нужен человеку. Иной раз он оказывается реальнее, чем правда. Хорошей книге всегда веришь. Например, «Острову сокровищ» Роберта Стивенсона, «Незнайке на Луне» Николая Носова, «Вору» Леонида Леонова. В этом уникальность литературы и искусства: они дают возможность создавать символ эпохи. Когда миф становится реальностью – книга удалась.

- Понравилась ли вам экранизация вашей повести «Танкист» - знаменитый «Белый тигр»?

- С Кареном Георгиевичем Шахназаровым мы нашли друг друга: он тоже притчист. На каждом человеке проецируется борьба метафизических сил. Мы видим войну, но редко задумываемся, что за ней стоит. В древности люди больше в этом разбирались, поэтому  так интересны, в частности, исландские саги: за каждым действием, за каждым словом — противостояние иных, верхних сил. Самое главное, что с Шахназаровым мы в этом друг друга поняли.

Фильм немного отличается от книги, но режиссеру ни в коем случае нельзя снимать точно по тексту. Он лишь отталкивается от книги и создает свое.

- Как проходит процесс создания произведения? Что служит источником вдохновения?

- Пятьдесят граммов коньячка. Шучу. Фраза, реплика, образ... Все происходит стихийно. В этом вся прелесть: получится — не получится. Начинаешь с какой-нибудь ерунды, а потом доходишь до нильских крокодилов и обязательно еще упрешься в проблемы космического масштаба. Главное, чтобы было оно — вдохновение.

- Насколько сейчас, в эпоху Интернета, книга актуальна в бумажном исполнении?

- Это очень тяжелая тема. Рынок съеживается, электронная книга и Сеть наступают по всем фронтам. Интернет сначала уничтожил звукозаписывающие студии, теперь начинает убивать кино и печатную литературу. Книжная продукция дорожает. Я думаю, что будущее за несколькими издательствами, которые продолжат печатать книги, хотя это будет уже достаточно дорогой товар. Значительная часть читателей перейдет на электронные носители, но в этом ничего страшного для литературы нет. Главное, чтобы читали - неважно, где и на чем.

Кстати, я часто захожу в музыкальные магазины: число виниловых пластинок на прилавках с каждым годом растет. Люди находят особую прелесть в том, чтобы купить пластинку и слушать на проигрывателе. Может быть, и с книгой произойдет что-то подобное?

- Сказываются ли эти тренды на авторских гонорарах?

- Писателям и издателям остается только посочувствовать. Тиражи падают — все мы есть в свободном доступе в Сети. Конечно, это удар по рынку. В Европе и Америке вовремя спохватились, чтобы и за скачивание текстов из Интернета пользователи хоть что-то платили. У нас – увы.

- А как же закон об авторском праве?

- На уровне Правительства РФ этот вопрос обсуждается давно, но подвижек пока нет. Из литературы уходят очень талантливые люди, которые, что совершенно естественно, хотели сделать на этом деньги.

 - Может ли в наше время писатель быть абсолютно аполитичным — так вы говорите о себе?

- Действительно, я не левый, не правый и не центрист. Если честно, я к пятидесяти годам так ничего и не понял о жизни. Ничего не понимаю в текущих событиях, поэтому так легко перехожу на миф. Как ни парадоксально, писатель может быть одновременно и аполитичным, и политически активным. Моя аполитичность в том, что я уважаю писателей от обеих сторон.

- Над чем вы сейчас работаете?

- Над собственной внешностью, над собой. Отрастил живот, поэтому хожу в день по 10-15 километров. Пишу — то одно, то другое. Только что отредактировали с коллегой книгу турецкого писателя Назыма Хикмета «Жизнь прекрасна, братец мой». А что будет в голове к осени, я не знаю. Что-нибудь да сварится.