Первичный институциональный выбор во многом случаен. Он постепенно входит в национальную культуру страны, и если выбор был ошибочным, то избавиться от него крайне сложно. Надо долго и упорно менять многие культурологические установки и ценности, менять их через обретение новых нарождающимися поколениями. В России, к сожалению, эффект возврата в колею действует. Как писал Николай Бердяев, в 1917 году с февраля по октябрь перед удивленным русским взглядом парадом прошли все возможные партии и идеи. Что же выбрал русский народ? Да то же самое, что было до февраля. Схожая картина была и в 1613 году. Обанкротившееся государство силами общества, народного ополчения восстанавливается, а дальше происходит реставрация самодержавия и усиление крепостного права. А на наших глазах происходит возврат привычной государственной системы после событий начала 90-х.

Философ Георгий Федотов, описывая время зарождения институтов самодержавия и крепостничества в XIV–XV веке, вывел оригинальную формулу феномена, постоянно стаскивающего страну в колею «догоняющей»: «Россия придумала способ осуществлять прогресс, не расширяя свободы». В экономике это означает, что, несмотря на обилие природных ресурсов и дефицит работников, цена человеческого труда не растет, а рента от реализации ресурсов уходит элите. Дешевизна труда и особенности распределения ренты обеспечиваются формальными и неформальными институтами. Одновременно мы имеем государство, которое не может уйти из экономики и отвечает на внешние и внутренние вызовы укреплением самодержавия.

Последствия ошибки первоначального институционального выбора мы переживаем до сих пор.

Перуанский экономист Эрнандо де Сото главной причиной устойчивости институциональной колеи назвал разрыв формальных и неформальных институтов, за которыми стоит борьба доминирующих групп, стремящихся законсервировать выгодный для себя status quo. В стране появляется несколько процветающих центров, живущих в рамках удобных для доминирующих групп законов, а все остальные живут по противоречащим «удобным» законам неформальным правилам, поддерживаемым местными группами влияния. Де Сото предлагает искать компромиссы между формальными и неформальными институтами, подключив максимальное количество групп.

Попробуем показать это на примере. По одному из определений, экономические институты – правила игры в обществе или формально созданные людьми ограничения, формирующие взаимодействие людей, структурирующих общественные взаимоотношения особенным образом. Есть формальные институты, созданные властью, есть неформальные институты, которые развиваются стихийно, и есть манипуляция институтами со стороны власти.

Федеральный закон № 214-ФЗ «Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости…» – формальный экономический институт, разделивший строительный процесс по функциям, правам и обязанностям на четырех участников: инвестора, заказчика, застройщика и подрядчика. Это соответствует сложившимся веками правилам игры в строительной отрасли и учитывает интересы всех видов собственников, в том числе государства, частника и общества, если они действуют совместно. По границе заказчик – застройщик проходит основное разделение функций прав и обязанностей между тем, кто дает финансовые средства, и тем, кто превращает их в объект недвижимости. Экономию и прибыль в строительстве всегда создает застройщик. Он выбирает и контролирует подрядчиков, он отчитывается перед заказчиком и принимает инвестиции от инвестора.

В самодержавном государстве роль института частного собственника занижена, а в определенные периоды отсутствует полностью. Поэтому отраслевое разделение функций на четырех участников строительного процесса в государстве, где государство и инвестор, и подрядчик, было условным, и функции застройщика распределялись между заказчиком и подрядчиком. При государственном регулировании цен и распределении государством материальных ресурсов это не вызывало проблем.

Прошли 90-е годы, и государство стало понемногу выделять бюджетные инвестиции и пытаться строить. Но подрядчики уже стали частными и не стали менять сложившиеся в их пользу неформальные правила распределения функций застройщика. Доминирующие группы отрасли строительства начали делиться частью прибыли с доминантными чиновниками и сохранили для себя status quo, при котором прибыль от бюджетного инвестирования доставалась им.

Итогом стало появление Федерального закона № 44–ФЗ «О контрактной системе», из которого исчезло понятие «застройщик», а выигрывающий конкурс на освоение бюджетных инвестиций подрядчик полностью контролирует образование прибыли в процессе освоения бюджетных инвестиций. У него появилась возможность постоянно шантажировать бюджетного инвестора необходимостью увеличения инвестиций, а иногда «по понятиям» безнаказанно срывать подряд. Формальный для частного инвестора экономический институт застройщика так же формально перестал существовать для бюджетного инвестора, породив при этом гигантские «придворные» строительные монополии и умопомрачительную коррупцию. Это и есть манипулирование институтами в пользу доминирующих групп.

Простое введение застройщика в бюджетное строительство (это не запрещено действующим законодательством и для отдельного региона, и в отдельном городе) на небольшой шажок приблизило бы Россию к выходу из институциональной колеи.

Джон Ролз, один из крупнейших философов XX века, сказал: «Счастье есть ощущение успешности реализации жизненного плана. И страна, которая не может реализовать свой жизненный план по модернизации, оказывается несчастлива». Нам еще хуже: у нас даже плана нет…