– Леонид Иосифович, представьте, что лайнер доставил вас в Архангельск не 50 с лишним лет назад, а только сейчас, и вы здесь впервые. Как охарактеризуете город?

– Я бы охарактеризовал его словами, которые повесили на новый квартал на набережной: «Омега Хаус». Странное название для жилого комплекса в русском городе. Думаю, язык мстит за себя, и я читаю это не только как название квартала, а как название всего города – мегахаос! Это так, поскольку территория бессистемно застроена зданиями с разным уровнем достоинств и недостатков. Въезжая в город с любого конца, поражаешься, как он начинается: свалки, заброшенные промтерритории, бесхозные сооружения. Когда едешь из аэропорта Талаги, вообще хочется закрыть глаза и не открывать их, пока не доберешься хотя бы до улицы Гагарина. А на поезде? Ладно, Двину переехали, открывается перспектива города, ну а дальше? У вокзала – сараи, утонувшие в воде гаражи, заросли и грязь. И это «столица Севера»!

– Но своеобразие Архангельска, конечно, не только в этом. В чем, на ваш взгляд?

– Он уникален своими проблемами. Первая из них – «разбросанная» территория с островами. В каком-нибудь городе средней полосы России река обычно просто разделяет его на две части. А здесь – конгломерат островков, на которых как-то нужно нормализовать жизнь, связав с центральной частью, а это чрезвычайно трудно.

Вторая сложность – инженерно-геологические условия: есть только узкая полоса вдоль берега шириной 200-300 метров, где можно строить здания на обычных фундаментах. А дальше по направлению к вокзалу, начиная от Троицкого проспекта, – торф глубиной от двух до восьми метров. Безумно дорогое строительство. Чтобы поставить столб с фонарем, трубу проложить, иной раз надо забить железобетонные сваи на 10-12 метров. Стоят пятиэтажные дома высотой 15 метров, а под ними частокол 15-метровых свай. И на другом берегу Двины ситуация не лучше. Подземная часть иного дома может стоить дороже, чем надземная.

Есть и другие беды. Тогда, весной 1968 года, на всю огромную Архангельскую область с площадью больше Франции имелось шесть архитекторов с высшим образованием. Двое из них занимали административные должности и сами почти не проектировали. Архитекторов в Советском Союзе выпускал один архитектурный институт в Москве и несколько архитектурных факультетов в крупных городах. Все выпускники старались осесть в центре, в городах-миллионниках, там, где была архитектурная школа. А здесь им не у кого было учиться, почерпнуть опыт. Это тогдашняя беда многих провинциальных городов – катастрофический голод на архитекторов.

И самое главное – давайте подумаем: нужен ли наш город России стратегически? По большому счету, он был нужен только в короткие периоды истории. До Петра Первого, когда не имелось другого выхода в Западную Европу, в Мировой океан; во времена наполеоновских войн, когда Россия нарушала континентальную блокаду и торговала через Архангельск с Англией тайком от Франции. Потом несколько лет Крымской кампании в середине XIX века: Черное море и Балтика снова были перекрыты, и здесь оставалась «норка». Затем период Первой мировой войны, когда Антанта поставляла сюда снаряжение и продукты, 1930-е годы, когда выкачивали валюту, отправляя за границу лес. И Вторая мировая – ленд-лиз. Вот на эти времена Архангельск был нужен, а в прочие годы сохраняли его как часового у заднего крыльца дома – на всякий случай.

– А как вы находите архитектурные решения современного Архангельска?

– Они не существуют отдельно от градостроительства. Но давайте разделим эти понятия. Градостроительство гораздо шире, чем архитектура, она лишь одна из его составных частей. Какой, где и как дом поставить и построить, сколько в нем будет этажей, какие окна, колонны – решает архитектор. Город же целиком, как организм – его зонирование, экология, санитария, учет инженерной геологии, энергоснабжение, транспорт – все это в компетенции градостроителя. Потом да: вот площадь, на ней должен стоять вокзал, а каким он будет – тут уже архитектор резвится. Видите ли, сегодня город целиком – это не как два с лишним тысячелетия тому назад, не маленькие Афины, где архитектор (тогда он же – строитель, технолог, фортификатор) решал, каким ему быть. Сегодня это комплексная задача, и решать ее должен человек с широким градостроительным взглядом и образованием.

– Знаковые здания – морской-речной вокзал, кинотеатр «Мир», драмтеатр, цирк – чем они примечательны? Можно ли их рассматривать как украшение городского пространства (в случае с цирком гипотетически) или просто так сложилось – стоят как артефакты советской эпохи?

– Давайте начнем с цирка. Я участвовал в обследовании его конструкций и знаю, что они, за исключением стен, в работоспособном состоянии. Там хорошие фундаменты, неравномерных осадок нет. В прекрасном состоянии металлический каркас, на котором держатся и стены, и купол, отлично сохранился железобетонный амфитеатр. В этом круглом здании надо заменить стены, которые изначально проектировались для неотапливаемого помещения, на теплые. А основа очень здоровая. И позор, что в городе областного значения нет цирка.

Английский философ Фрэнсис Бэкон четыреста с лишним лет назад сказал: дома строятся для того, чтобы в них жить, а не любоваться ими. Правда, добавил: хорошо, когда удается и то и другое. Главное, конечно, удобство пользования, функциональность. Цирк предназначен для того, чтобы в нем проходили представления и люди получали удовольствие, побывав там. Прекрасно, если вдобавок это здание будет украшать собою город. Да и по отношению ко всем жилым и общественным строениям формула Бэкона кажется справедливой.

Про здание театра можно сказать, что оно неудачно по постановке: одним боковым фасадом выходит к главной улице, другим – к набережной, да там еще и сарай построен. А фасады унылые и убогие. Здание скорее напоминает заводской клуб, оно «не играет» на город.

«Мир» – типовой проект двухзального кинотеатра. Жаль, что теперь не эксплуатируется. Хоть ничего оригинального в нем нет, но здание – памятник своего времени, прекрасно вписано в свое место.

А вот на бывший морской-речной вокзал посмотреть неоткуда, поскольку площадь Профсоюзов изуродована. Что касается самой постройки, сейчас такие остекленные аквариумы вроде бы не принято возводить, неэкономично – большие теплопотери. А в начале 1970-х это было незаурядное здание.

– В городе несколько площадей. Они интересны, с вашей точки зрения?

– Площадь Ленина несуразна. Ее и здания на ней проектировали четыре проектных института. Цельный объект не получился, да это и не городская площадь точно. Ведь площади существуют для того, чтобы там собирались, общались и гуляли горожане, шла торговля – это для людей. А у нас для кого? Для памятника Ленину? Это просто огромный перекресток с газонами, на которые нельзя ступать. Площадь нефункциональна и неуютна. В холодном, продуваемом ветрами городе хочется скорее миновать это открытое пространство.

О других можно сказать то же самое. Раньше человек выходил из поезда и, попадая на привокзальную площадь, где десятилетиями невозможно было укрыться от дождя, ветра и снега, хотя бы видел прямую перспективу к реке. Сейчас и этого нет. Для церкви другого места не нашлось. Это желание перегородить прямой путь настолько въелось в городе, что даже бульвар посередине улицы Логинова теперь насквозь не пройдешь. На каждом перекрестке с бульвара надо уходить на тротуар, трижды перейти проезжую часть, через каждые 200 метров выписывать такие петли.

А площадь Профсоюзов – просто расширенная проезжая часть улицы, по ней и раньше не было желания пойти гулять (кроме двух дней в году – с портретами и знаменами), и сейчас. И там, кстати, тоже десятки лет не было даже навеса на четырех столбах, чтобы дождаться автобуса, любуясь площадью. Прав был Бэкон!

– Темпы строительства в Архангельске высоки. А что в плане технологий и проектировки: усложнились или, напротив, стали проще задачи для архитекторов?

– Строительные технологии, которые хлынули к нам лет 30 назад, многих ошеломили. И это был, безусловно, прогресс. Хотя сама архитектура теперь становится гораздо более безликой не только у нас. Я говорю, отчасти в шутку, что архитектор – вымирающая профессия, поскольку для того чтобы проектировать параллелепипеды с простыми геометрическими формами, не надо на вступительном экзамене голову Зевса рисовать.

Планировка, организация пространства внутри здания – очень сложная задача, и удается она далеко не каждому архитектору. Я, занимаясь обследованием зданий и сооружений в Архангельске и Санкт-Петербурге, побывал в разных квартирах – и в новых фешенебельных, и в старых. Новые дома далеко не всегда удобны для проживания. Например, в доме №91 на улице Воскресенской много вспомогательных площадей, рекреаций, площадок. Они больше, чем квартиры, но совершенно бесхозны. Все это принесено в угоду форме здания, архитектор не справился с задачей. В зданиях общественного назначения тоже очень много неувязок. Как правило, для архитектора удобство эксплуатации второстепенно, он не несет за это ответственности.

– А какие строения в городе вам симпатичны?

– Их немало, но по разным причинам. Я около семи лет работал в Гражданпроекте и отношусь с особенным чувством к зданиям, в проектировании которых участвовал тогда, да и потом, уже доцентом АЛТИ. Едва ли не первый мой объект – старое здание областного суда. В нем я выиграл небольшой процесс и в конце его сказал: «Уважаемый суд, мне особенно приятно, что справедливое решение вы вынесли в том здании, которое я молодым инженером когда-то проектировал». Сидя там, в зале у простенка, я вспоминал, как впервые в жизни рассчитывал его армирование…

Со смущением отношусь и к тем строениям, глядя на которые вспоминаю собственные ошибки. Но не стесняюсь их и рассказывал о них студентам, потому что учиться надо и на ошибках.

Мне нравится небольшое здание на улице Свободы, 8 (там была столовая «Россиянка»). Оно спроектировано Г. А. Ляшенко в стиле баухаус, очень модном в 1930-е годы. Здесь на фасаде этот стиль представлен в чистом виде. Смотрю на здание и думаю: «Как все соразмерно!»

Неподалеку другой замечательный объект – Успенская церковь (проект Г. А. Ляшенко и В. Л. Никитина). Авторы в основном восстановили, но и тактично осовременили формы храма, который стоял там раньше. Конечно, с большим теплом отношусь к бывшему «дому Ульянского» на Троицком проспекте, 14, проектом передвижки которого я руководил. Дом передвинули на 30 метров. Несложная инженерная работа, но это страница в моей биографии. Чтобы разработать проект, в Москве я встретился с профессором Генделем, руководившим «переездом» огромных, тяжеленных домов на улице Горького еще до войны, прочел литературу на эту тему, опубликовал в журнале «Наука и жизнь» статью о древнем искусстве передвижки зданий. До сих пор, когда прохожу мимо этого симпатичного двухэтажного домика, смотрю на него с любовью.