Но именно на это решился глава банка ВТБ Андрей Костин, заявивший 11 апреля РБК о необходимости новой волны приватизации. Ключевых доводов два. Во-первых, это возможность пополнить бюджет, в том числе обеспечить за счёт притока средств от приватизации финансирование национальных проектов. Во-вторых, частные собственники могут существенно улучшить ситуацию в тех сферах, «где важна инициативность и способность принимать быстрые нестандартные решения» – государственная монополия с такими задачами не справляется.

Сами по себе оба тезиса, безусловно, верны. Бюджет наш даже с пресловутым тришкиным кафтаном уже сравнить сложно: по предварительным данным Минфина, дефицит за первые четыре месяца составил 3,4 трлн руб­лей и уже превысил 2,9 трлн – плановый годовой показатель. Доходы снизились на 22%, расходы выросли на 26%. Правда, на днях появилась информация, что Минфин несколько скорректировал размер дефицита в сторону уменьшения, но … Он всё равно больше, чем планировалось на год в целом, а перспектив роста доходов как‑то не видно. Классический манёвр для снижения бюджетного дефицита – ослабление национальной валюты, однако он имеет обратную сторону: ускорение инфляции. Как говорится, хрен редьки не слаще.

Под угрозой не только федеральный бюджет, но и бюджеты регионов: налоговики бьют тревогу из-за снижения поступлений от НДФЛ, которые составляют до трети доходной части региональных бюджетов. Почему именно так происходит – единого мнения у специалистов нет. Одни считают, что во всём виноваты работодатели, которые возвращаются к «серым» зарплатным схемам. Другие возлагают ответственность на общую ситуацию в экономике, вынуждающую искать способы снизить издержки, в том числе за счёт сокращения персонала и зарплат.

Так что распродажа государственной собственности могла бы если не спасти, то хотя бы смягчить ситуацию с дефицитом доходной части бюджетов.

Сомнения в эффективности государственного управления промышленностью тоже подтверждаются. По итогам 2022 года, подведённым Росстатом, к началу мая компании, более чем 25% акций которых находится в федеральной собственности, выглядят гораздо хуже полностью частного сектора. Прибыль компаний с государственным участием по сравнению с 2021 годом снизилась на 2,136 трлн руб­лей, или на 52%. К числу таких компаний относятся «Газпром», «Роснефтегаз», «РусГидро», АЛРОСА, РЖД, «Россети», «Аэрофлот», Сбербанк и другие, в том числе и собственно ВТБ, который возглавляет возмутитель спокойствия.

Сокращение прибыли у компаний с госучастием практически ровно в четыре раза больше, чем сокращение прибыли у бизнеса в целом – всего на 12,6%. А если учесть, что, по оценкам аналитиков, доля госсектора в экономике нашей страны составляет сейчас около 55%, то результат, мягко говоря, оптимизма не вызывает. Зато приведённые цифры хорошо подтверждают расхожий тезис экономистов-рыночников, чуть ли не со времён Адама Смита называющих государство самым неэффективным собственником. И с этой точки зрения замена чиновников частниками в результате приватизации – дело едва ли не более важное, чем пополнение бюджета: доходы от продажи приходят и уходят, а заинтересованные владельцы остаются во главе предприятий, активно работающих на экономику в целом годы и десятилетия.

Всё бы было хорошо, если бы не два вопроса: что продавать и кому продавать. Как свидетельствует работа аналитиков всё того же РБК, убыточность или прибыльность определяются не столько формой собственности, сколько сферой деятельности. Например, наибольшее снижение сальдированного результата за 2022 год по сравнению с 2021‑м Росстат фиксирует в отрасли рыболовства и рыбоводства – 42,3% год к году. Причём самые «пострадавшие» предприятия – в нашей и Калининградской областях. Принявшая на себя основной санкционный удар добыча углеводородов сократилась на 21,4%, оптовая торговля, где учитывается и торговля газом, просела на 29%.

Высокие темпы роста демонстрируют организации, занимающиеся строительством, – в 2,3 раза, лидеры – Чеченская Республика и Республика Бурятия. Да, во многом этот успех определяется государственными программами поддержки строительства жилья. Почти в два раза выросли общепит и гостиничный бизнес. Да, здесь работает эффект низкой базы: сравниваем‑то мы с «пандемийным» 2021‑м. А наилучший результат показали железнодорожные перевозки – рост в 2,7 раза (Москва).

Андрей Костин, аргументируя своё предложение, в частности, выражает сомнение в том, что федеральная Объединённая судостроительная корпорация, собравшая в своих руках около 80% отраслевых производственных мощностей, сможет оперативно ответить, например, на потребность стремительного наращивания судостроения для решения проблем с экспортом углеводородов. Мысль здравая, но она идёт вразрез с политикой создания объединённых корпораций в ключевых отраслях, которую наше государство последовательно проводило на протяжении добрых пятнадцати лет, и сомнительно, чтобы оно решило резко поменять курс.

Получается, что приватизация, если всё‑таки начнётся, коснётся больше всего неиспользуемой госсобственности. Очень может быть, что приход частников хотя бы в некоторые объекты способен вдохнуть новую жизнь. Но за «неликвиды» больших денег никто в принципе не даст, а в нынешней ситуации – особенно: инвесторов из недружественных западных стран у нас никто не ждёт, да и сами они вряд ли захотят вкладываться в российскую экономику, в среднесрочной перспективе – во всяком случае. Весьма вероятно, что прикупить российское имущество не отказались бы представители бизнеса из Китая, но едва ли замена европейских инвесторов азиатскими соответствует провозглашённому курсу на независимость отечественной промышленности.

Собственно об этом, хотя и другими словами, сказал заместитель министра финансов Алексей Моисеев на XI Петербургском международном юридическом форуме 11 мая – ровно через месяц после инициативы Андрея Костина. Как сообщает РИА «Новости», он заявил, что никто не против большой приватизации, но «сначала надо исполнить ряд поручений президента по формированию внутреннего инвестора». Откуда брать этого «внутреннего инвестора», пока непонятно: падение прибылей фирм лишает их инвестиционных ресурсов. Хорошо, если они в таких условиях смогут поддерживать имеющуюся материальную базу в работоспособном состоянии. Но рассчитывать на серьёзную конкуренцию за приватизируемую госсобственность, а значит, и на серьёзные поступления от её продажи едва ли стоит. Нужна ли нам такая приватизация?

Как это часто бывает, большое повторяется в малом, как в капле воды. В середине мая о приватизации вновь заговорили и в Архангельске. Только, разумеется, не государственного имущества, а муниципального – Центрального рынка. Прямые аналогии здесь неуместны: о том, что это имущество на самом деле не совсем муниципальное, во всяком случае, когда речь идёт о доходах, уже было не раз написано. Другой вопрос, что его значимость для экономики столицы Поморья невелика, да и актив для городских властей, мягко говоря, непрофильный. И управляют они им не лучшим образом: претензий к работе рынка у горожан накопилось много. Сможет ли их устранить продажа в частные руки? Неочевидно. Выиграет ли город от продажи имущества в условиях спада экономики? Тем более неочевидно.

Стоит ли принимать такие решения в условиях неочевидности? Ещё более неочевидно.