Мы пока еще в воздухе, еще сквозь шум в ушах от перепада давления голос московского диктора приглашает: «Добро пожаловать в ордена Ленина город Архангельск!» И лишь увидев стоящее между капонирами дежурное звено перехватчиков с пилотами в открытых кабинах, понимаешь: этот вечер пришел, сегодня – праздник. Это праздник – выйти из самолета на верхнюю площадку трапа, потянуть носом и по отсутствию или наличию, по густоте запаха метилмеркаптана понять, откуда и с какой силой дует ветер. Это праздник – не дождавшись автобуса, пойти через летное поле пешком к калитке в заборе между двумя зданиями аэропорта. Это праздник – душа вернулась в свой дом.

Живя в городе, наполняешь его воспоминаниями. О терпеливо дожидавшемся пассажиров полуночного московского рейса оранжевом ЛиАЗе 112-го маршрута и мчавшемся в город по холодным, светлым и пустым улицам в ночь со 2 на 3 июля. О заметенной декабрьским снегом Чумбаровке под окном, о дыме из печных труб. О запахе этого дыма внизу, который сопровождает тебя в пути по деревянным настилам. О надписи на бортах заиндевевших трамваев: «Держитесь, товарищи, скоро лето!» О поцелуе с привкусом лимона, почти невероятного в зимнем Архангельске конца 1980-х. О зарослях сирени на Павлина Виноградова, рядом с «Чебурашкой». О широкой улыбке человека – добрая половина археологов Северо-Запада по сей день называет его Учителем, – стоящего с сигаретой в кухонном окне на первом этаже типовой «кибиревки» на Выучейского полтора десятилетия спустя. О гостеприимной квартире над «Арктическим» на самом последнем этаже.

Когда покидаешь город, одни воспоминания отправляются в путь вместе с тобой, а другие остаются ждать твоего возвращения и встречают прямо на трапе, чтобы вцепиться с новой силой. Люди из этих воспоминаний один за одним переселяются на Вологодское и Южную Маймаксу. Они отдают этот город нам, но и наш черед настанет раньше или позже, и мы тоже уйдем, отдав его идущим за нами. На смену ЛиАЗам-луноходам пришли хлипкие «пазики», погромыхивавших под окнами зимой и летом трамваев давно нет, а многие дома превратились в дрова и сами сгорели в печах. Все мы, кто были, кто есть, кто будет, меняли, меняем и будем менять этот город сообразно своим вкусам и своему времени.

Сейчас, не двадцать и не тридцать, а почти сорок лет спустя, уже и не вспомнить, как отмечали 400-летие Архангельска. Кажется, новый корпус «Двины» в честь этой даты переименовали в «Юбилейную», но просуществовало это название недолго.

Город остается практически неизменным, оберегая от лишних изменений и нас. Дома и люди уходят, но остается что-то нематериальное: «Дух города – он неизменно стоек, и в радости, и в горечи утрат». Эти слова Александра Городницкого – о Ленинграде, но нет противоречия между словом и географией.

420-летие запомнилось новым асфальтом на Троицком, где уже не было рельсов, да концертом Городницкого, который он начал словами «Моя любовь к вашему замечательному городу никогда не иссякнет». Быть может, не так уж и много почитателей у основоположника авторской песни в Архангельске, но Большой зал Поморской филармонии был полон. В окна фойе срочно выставили две колонки, и люди слушали концерт на улице. Любые воспоминания всегда субъективны. В день рождения чудеса случаются не только у юбиляров. Дорогого стоит, пробираясь через тесноту в зале перед началом концерта, услышать голос, которого не слышал пятнадцать лет: «И, вздрогнув, от счастья на птичий твой зов оглянусь»…

Теперь мы приближаемся к 440-летию Архангельска. Оно еще не завтра, а времена нынче смутные, да и годы уже не те. За пару оставшихся лет все может случиться с каждым из нас. Но – не с городом. Его жгли и бомбили. Его захватывали и отбивали. Он знавал, безусловно, лучшие времена. Мы пытаемся его беречь, но, говоря по совести, получается не слишком удачно: немногие сохранившиеся еще старые дома уходят, а облик оставшихся меняется до неузнаваемости. Уходят деревья, пережившие дома, рядом с которыми были когда-то посажены. Да и дворы почти современных многоэтажек с тополями и зарослями лопухов летом, такие уютные, тоже уходят в прошлое. А город, вопреки этому, остается. И снова не мы оберегаем его, а он оберегает нас. И дарит нам морозы зимой и белые ночи летом, чувство неизменности, ощущение защиты того дома, которого так подчас не хватает, сколько бы лет ни было тебе самому.

Главный герой гайдаровской «Судьбы барабанщика» Серёжа Щербачёв говорил об отце: «все, что ни есть на свете хорошего, это у него – солдатское». С этим почти пацифисту трудно согласиться, но… любовь и в самом деле творит метаморфозы. Белла Ахмадулина признавалась в любви Ленинграду. Но когда Андрей Миронов на истершейся киноленте нашего детства доверительно напевает «я этим городом храним, и провиниться перед ним не дай мне бог, не дай мне бог, не дай мне бог вовеки», это, конечно, об Архангельске. Я возвращаюсь, как домой, в простор меж небом и … Двиной. В «город, знакомый до слез», хотя и это Мандельштам писал о Ленинграде. И «встану на колени пред городом моим…»

Он пришел, этот праздничный вечер,

Тот, что ждали мы долгие дни.

Нам буксиры выходят навстречу,

Порт родной зажигает огни.

Наступила пора расставанья,

Трап скрипучий нам под ноги дан.

Ну так что ж, океан, до свиданья.

Мы вернемся к тебе, океан!

«Уазик-буханка» со световым трафаретом на крыше «Следуй за мной» ведет за собой к стоянке Ту-134 Архангельского управления гражданской авиации, как маленький буксир океанский лайнер к причалу. В лесу яркой лавиной вспыхивают огни подхода. А от кромки поля, переваливаясь на выбоинах и поскрипывая, торопится старенький трап. Только почему – вернемся? Уже вернулись. Этот праздничный вечер уже пришел. И при чем тут океан?