- Алексей Анатольевич, что такого примечательного для вашей профессии случилось 30 сентября?

- Хорошая дата. В частности, как повод объяснить вам, почему я больше люблю заниматься устным переводом, чем письменным. 30 сентября - день памяти святого Иеронима Стридонского, автора Вульгаты – латинского перевода Библии. Этот текст католическая церковь признала официальным. Правда, только спустя одиннадцать веков. Что поделаешь - специфика: можно так никогда и не узнать, хорошо ли ты справился с работой. А отзывы слышишь, как правило, только если заказчик чем-то недоволен.

Устный же перевод происходит в реальном времени, его результат виден сразу. Также, впрочем, как и любая ошибка. Все почти как в театре, на сцене — даже в ходе деловых переговоров. Переводятся ведь не отдельные слова и предложения (дословный вариант почти всегда самый неудачный), а смысл, суть сказанного, с учетом контекста, эмоций участников... При этом свое собственное отношение проявлять никак нельзя — это показатель непрофессионализма. Хотя за почти четверть века работы переводчиком было немало случаев, когда хотелось вмешаться и высказать все, что думаю... Самая лучшая награда для переводчика - когда разговор идет настолько естественно, что о тебе, как о третьей стороне, просто забывают.

- Почему вы выбрали именно английский язык? За «универсальность»?

- Когда я спросил мою дочь, где она собирается учиться по окончании школы, она сказала, что, разумеется, пойдет на инфак, потому что «больше ничего не умеет». Это шутка, но... Моя мама была преподавателем английского и начала «приучать» меня к нему лет, наверное, с трех. Поступая в наш педагогический институт, я и не думал о том, «в тренде» язык или нет. Собственно, тогда даже специальности переводчика в вузе не было. По образованию я — учитель. Мне нравится богатство, лаконичность, гибкость, звучание английского языка. Читаю, кстати, сейчас, в основном, «ушами»: пристрастился к аудиокнигам, и девяносто процентов того, что слушаю, — на английском. Очень помогает в работе.

Если говорить о том, знание каких языков лучше «продается» сегодня, могу судить по форумам переводчиков: говорят, что очень неплохая пара — английский и шведский. Китайский и другие восточные языки уже давно стали если не языками международного общения, то бизнеса точно, но предприниматели из этих стран, выходящие на серьезные рынки, как правило, все владеют английским.

- А наши бизнесмены, менеджеры компаний?

- Когда в начале 90-х годов меня пригласили работать в «Архангельскгеологию» (сейчас - «Архангельскгеолдобыча»), там было много руководителей еще советской закалки, которые не слишком стремились изучать иностранные языки. Работы было невпроворот – бывало, по десять раз в месяц ездил в командировки на переговоры, сидел ночами на каким-нибудь договором… В пору создания «Полярного сияния», когда здесь работало много иностранных специалистов, у нас было человек пятьдесят переводчиков. Сейчас осталось трое. Во-первых, практически все менеджеры теперь хорошо владеют английским. Во-вторых, идет естественный процесс «национализации» компаний с международным капиталом. Не в том смысле, который нам помнится по советским учебникам истории: иностранных специалистов постепенно замещают местные — и на производстве, и на руководящих постах.

- Значит ли это, что профессия переводчика в бизнесе станет менее востребованной?

- Был период, когда я действительно считал, что останусь без работы, однако, как выяснилось, тревога была напрасной. Краткосрочные курсы, компьютерные программы-переводчики позволяют понять смысл письма, делового предложения, но не провести переговоры или корректно составить договор с учетом всех языковых нюансов.

Вы мне напомнили одну историю, тоже из 90-х, когда все срочно бросились заниматься торговлей. Ко мне обратился за помощью один разъяренный бизнесмен из новоиспеченных: крыл последними словами предыдущего переводчика, который его «подставил». А дело было так. Он решил продавать за рубеж щепу. Опыта, естественно, никакого. Покупатель направил ему стандартный договор на английском. Наш, не долго думая, отдал его первокурснику инфака, ознакомился с переводом и «подмахнул» документы.

Потом оказалось, что переводчик в самом ответственном месте споткнулся о незнакомую аббревиатуру BDMT, которой в формуле цены обозначалась масса щепы. Что такое MT, студент знал - метрические тонны. А с первыми двумя буквами, видимо, решил «не париться» и просто упустил. А аббревиатура расшифровывается как «bone-dry metric tonne», т. е. «метрическая тонна абсолютно сухой массы». Все свои расчеты на прибыль бизнесмен строил на цене влажной щепы - после сушки ее вес может уменьшиться вдвое. Партия была крупной. Можно представить, во что ему обошлись эти две «пропущенные» буквы.

В своей компании я по-прежнему занимаюсь самыми разными переводами — от частных бесед в неформальной обстановке до документации по ключевым контрактам.

- У иностранных специалистов есть интерес к изучению русского языка? В их восприятии он действительно такой сложный?

- Для англоязычных, пожалуй, да. В английском, например, нет такой сложной системы падежей и окончаний. Я наблюдал у коллег из-за рубежа совершенно полярное отношение к восприятию чужого языка и культуры. Кто-то приезжает в Россию и сразу создает вокруг себя «уголок» своей страны: обставляет «по-американски» квартиру, подбирает компанию из своих, замыкается в этой среде. Некоторые наоборот: охотно впитывают информацию, перенимают некоторые обычаи, заводят здесь друзей и не только. За примерами далеко ходить не надо. У нас сейчас всего двое иностранных сотрудников – англичанин и американец. Оба постоянно живут в России, обзавелись здесь семьями. Надо уточнять, испугали ли их «трудности перевода»?

- Вы упомянули, что по специальности — учитель. Почему все-таки не пошли преподавать в школу?

- Я, пусть совсем недолго, но поработал в школах: и в сельской, и в городской. Это очень благородная работа, но для нее у меня чего-то не хватает… может быть, самоотречения? Наверное, учительство и бесконечный гул детских голосов — это не мое. Когда поступал в вуз, на потоке было около ста студентов, из них лишь четверо — юноши. По моим наблюдениям, большинство тогдашних мужчин–выпускников инфака работали кем угодно, от каскадера до директора бани, но только не учителями.

Что касается меня — я просто люблю и умею переводить. Я не задавался целью сделать свое хобби источником дохода, но очень рад тому, что перевод стал главным делом моей жизни. Наверное, в этом есть и какая-то доля везения. Сам удивляюсь.