Российский задел – в ледоколах и морской технике, портах и аэродромах, разведанных месторождениях, системах связи и навигации, аэропортах и дорогах, военных базах, исследовательских и метео- станциях, в миллионах страниц навигационных, экспедиционных и научных данных. Наш задел также воплощён в крупнейших городах мирового Севера, которые тоже российские – это Архангельск (сегодня самый большой город всей Арктики), а также Мурманск, Северодвинск, Воркута, Салехард, Норильск и др. Ни одна страна не обладает таким опытом постоянного проживания, устойчивой жизнедеятельности и сбалансированного природопользования в экстремальных условиях, какой есть у коренного населения Российской Арктики, в том числе у малочисленных народов Севера.

Вопрос в том – для чего мы используем этот задел и для чего нам Арктика.

Как раз с этим «не всё так однозначно».

В российском общественном сознании прочно закрепляется ассоциация: Арктика – это нефть, это газ, это Севморпуть, уже сейчас это архангельские алмазы и норильский никель, а чуть попозже – новоземельские полиметаллы, и много чего ещё. В СМИ и на десятках конференций эксперты грезят суперпроектами типа Сабетты и Бованенково, «Штокмана» (пока stand-by), Мурманского арктического хаба, шельфом (на который заявка в ООН) с его Приразломным, Поморским и прочими месторождениями. И да, есть ещё «Северный широтный ход» и порт в Индиге, «Баренцкомур» и «Белкомур», Архангельский глубоководный и Мезенская ПЭС – это туда же, в ту же строку. В общем, получается, Арктика – это такой «жирный» биржевой актив и ресурс всея Руси на будущее – эх, заживём…

И как-то в тени остаётся первый момент – а на какие средства всё это появится, когда и, главное, для кого?

Да, к примеру, «Энергетическая стратегия РФ до 2030 г.» включает пункт о Мезенской ПЭС, а «Транспортная стратегия РФ» на тот же период включает пункт о строительстве к ней ж/д участка от «Белкомура». Однако «поднять» такие проекты могут только государство в партнёрстве с инвесторами и крупными корпорациями, которые, в свою очередь, умеют считать деньги.

Но есть ли сейчас у кого-то аргументы, способные убедить нефтегазовых гигантов вложить деньги в добычу в Арктике, особенно к востоку от Новой Земли? Или инвесторов – в строительство Мезенской ПЭС и линий электропередачи от неё (и куда)? Или в «Белкомур» или новый порт в Архангельске (и что через них возить и куда)? Или, к примеру, в создание перевалочной, логистической и спасательной инфраструктуры на Севморпути, без которой он – не будем себя обманывать – не конкурент Суэцу и не интересен как международный транзитный коридор?

Спору нет, это всё проекты стратегического значения, они выстраданы и нужны. Безусловно, государственная задача превращения Арктики в основной ресурс национального развития актуальна и она будет решена.

И вот тут второй и самый главный, для живущих в АЗРФ людей, аспект: а что эти проекты могут дать населению и территориям Арктики? Вопрос в том, с чем останутся население и регионы, если вдруг инвесторы и корпорации, случись очередная «новая реалия» – когда станет неинтересно и нерентабельно – не моргнув, свернутся и уйдут из Арктики.

Стратегия развития АЗРФ и другие документы российской арктической политики демонстрируют чёткое понимание того, что Россия сохранит за собой Арктику только имея в ней постоянное население.

Однако, как верно отмечено Павлом Меньшуткиным, пока складывается перспектива, что арктические ресурсы от России никуда не денутся, а вот новых поколений людей у неё в Арктике не будет.

Признаем, однако: отъезд с «северов» это естественный, а отчасти даже полезный процесс. Нынешние технологии уже не требуют таких масс людей, как индустриальные проекты XX века, имеется опыт освоения региона вахтовым методом. Крупный населённый пункт в Арктике это избыточная антропогенная нагрузка на уязвимые экосистемы, что уже давно стало проблемой для приарктических поселений. С возрастом на Севере труднее работать и восстанавливаться, больше затраты на укрепление здоровья детей и профилактику. Вспомним также про энергоизолированность, издержки на генерацию, ЖКХ, транспорт и т.д.

С другой стороны, полная утрата постоянного арктического населения лишит Россию того, что называется «социальный скелет» территорий. Сомнительно, что сохранять и обеспечивать природу, местную промышленность, инфраструктуру транспорта и энергетики, социальные объекты, навигацию и связь, науку, образование и туризм, культурное и природное наследие в Арктике можно исключительно силами вахтовиков.

Динамика депопуляции Мурманской области – уже притча во языцех (минус почти 200 тыс. чел. только в этом веке), немного отстают Карелия и Коми. И это – в европейском секторе российской Арктики. А за Уралом – апокалиптическая картина уже наступившего финала «арктического исхода», примеры которого в десятках блогов с фотоотчётами из обезлюдевших Амдермы, Диксона, Игарки, Тикси, Певека и др. На этом фоне пока благополучно смотрится ЯНАО.

Через три–мало–пять лет на пороге аналогичного провала окажется Архангельская область. Хотя нежелание осваивать Арктику видно уже сейчас: к примеру, САФУ в последние годы не может заполнить на 100% бюджетные места, а студентов у него едва ли больше, чем десять лет назад у ПГУ или АГТУ по отдельности. По окончании детьми школы их семьи уезжают, пополняя собой «архангельские диаспоры» не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в Краснодаре, Калининграде, Белгороде и других городах. Пройдясь по соцсетям, вы можете удивиться количеству групп граждан, ностальгирующих по вечерним прогулкам вдоль набережной Северной Двины.

Между тем, Архангельский Север – особый район Арктики. Муниципалитеты, включённые в АЗРФ, это всего 5% площади Арктической зоны, но здесь живут 650 тыс. чел. или 28,2% всего её населения. В составе области самая северная территория РФ (Земля Франца-Иосифа), но есть и районы с самым «курортным» во всей Российской Арктике климатом, этакий «арктический юг». Это самый обжитой в АЗРФ район, отсюда Россия начала освоение полярных пространств вплоть до Аляски, да и в транспортном отношении Арктика для страны наиболее доступна именно через наш регион.

И ещё одно: в прибрежной зоне Архангельской области, наряду с возможностями прибрежного рыболовства, есть самые благоприятные в АЗРФ условия для товарного сельского хозяйства. Это обстоятельство привело к тому, что Беломорье по сей день является единственным в Российской Арктике районом концентрации русского сельского населения. Сейчас оно выступает человеческим ресурсом, который пока стабилизирует демографическую ситуацию архангельской агломерации.

Русские поморы это те самые коренные жители, которые умеют жить в экстремальных условиях Субарктики, могут строить, учить, лечить и кормить людей, эффективно заниматься прибрежным рыболовством, лесным и сельским хозяйством, аквакультурой и рыбоводством, отвечать за заповедники и национальные парки, за дороги и за объекты природного и историко-культурного наследия.

Эти люди могли бы остаться в Арктике, даже когда месторождения исчерпаются, а Севморпуть к востоку от Карских ворот наглухо замёрзнет. Только они, считая Север своей родиной, своим присутствием и трудом физически олицетворяют государство и его интересы, служат гражданской опорой спасателям и пилотам, связистам и метеорологам, морякам и нефтяникам, наконец, армии и пограничникам. Дополнительный присмотр за морским берегом лишним никогда не был…

Именно таких людей сейчас теряет Арктическая зона России.

Прошедшим летом наш научный центр при поддержке РГНФ и регионального правительства провёл социологическое исследование человеческого потенциала сельских прибрежных территорий нашей области, заселённых русскими ещё в XI–XII вв, и ныне отнесённых к АЗРФ. Проект под руководством автора этих строк выполнялся в 22 поморских сёлах, большинство из них появились 250 и более лет как поселения рыбаков и промысловиков и крестьян. Проблемы экономики, социальной сферы, демографическая ситуация и качество жизни в Онежском, Приморском и Мезенском районах хорошо известны из статистики и СМИ. Мы же хотели выяснить непосредственно у людей их мнение о перспективах, увидеть их социально-психологическое состояние и понять, какие меры необходимы для «реанимации» территорий.

Подавляющая часть населения обследованных территорий – коренное, у почти 85% здесь проживали предки. О наличии постоянной работы сообщили всего 45%, доля людей пенсионного возраста более 30%, высшее и среднее профобразование у 10% и 56%. Определённым сюрпризом стали данные о доходах, имуществе и доступе к «благам цивилизации» жителей прибрежных сёл: отметили наличие доходов 10–20 тыс. руб./ месяц на члена семьи почти две трети, сбережений на период от месяца до года – более 32%, личного дома 42%, квартиры 54%, хозпостроек 72%, гаража 36%, бани 49%, выхода в Интернет 55%, ПК 65%, GPS-навигатора 7%, мобильной связи 75%, спутникового ТВ 66%, бензопилы 54%, катера 18%, мотоцикла 23%, автомобиля 34%, снегохода и квадроцикла 16% и 4%, культиватора 10%.

Тем не менее, наиболее яркий итог опроса – это критический уровень социального пессимизма и психологической угнетённости. У 13% опрошенных типичным настроением является неуверенность, страх, тоска, более 74% полагают, что «сегодня каждый думает только о себе»; 63% думают, что «люди стали более закрытыми». Доля людей, чувствующих в себе ответственность за поселение – 6%, за ситуацию в области и в стране – 0% и 1%. Удовлетворённость отмечена только в семейной жизни, во взаимоотношениях между односельчанами, а также в состояния жилища. Рассматривают односельчан или местную власть как помощников в трудной ситуации всего 34% и 38%. Не уверены или не верят в перспективы своих поселений более 55%, столько же уверенных в дальнейшей их деградации.

Ощущение наибольшей неудовлетворённости показано в вопросах влияния на решения по развитию поселений, а также трудоустройства, медицинского обслуживания, работы коммунальных служб, благоустройства поселений, наличия спортивных сооружений, доступа к почтовому сообщению и услугам банков. Замусоривание как главную экологическую проблему отметили более 83% опрошенных, второе и третье место – у незаконной вырубки лесов и загрязнения источников воды.

В настроениях видна отстранённость от влияния на развитие поселений: мнение, что главная роль в этом принадлежит главам поселений и районов, предпринимателям и руководителям предприятий, является практически всеобщим. Только 16% полагают, что на развитие сёл могут влиять сами граждане. Предприниматели и представители МСУ отвечают взаимностью: лейтмотив практически всех их интервью – «граждане пассивны, ленивы, малоактивны», «не желают работать», «ждут указаний «сверху», «не инициативы» и т.д. и т.п. Да и 68% самих опрошенных говорили о том, что их собственное участие в жизни поселения пассивное, а 80% уверены, что других жителей также не интересует участие в принятии решений по жизни села.

Неверие, а нередко и нежелание активно изменять собственную жизнь проявляется, в частности, в том, что практически 80% владельцев указанного выше имущества, не пытаются использовать его для зарабатывания дополнительных средств. Не желают или не видят необходимости обучаться новым ремёслам как средству заработка 3/4 опрошенных. Более 91% не держат и не желают держать домашний скот или птицу, ничтожно малая доля занимается сбором ягод и грибов на продажу. Более 56% считают, что в их местностях нет интересных туристам объектов, а свыше 89% не имеют желания участвовать в приёме туристов и деятельности по гостеприимству.

Несмотря на ухудшение социально-экономической ситуации, выделенное третью опрошенных, невысокий уровень доходов и подорожание товаров и услуг не рассматриваются как главная жизненная проблема. Зато жители прибрежных поселений массово акцентируют внимание на отсутствии доступа к медицинским и образовательным услугам, на транспортной недоступности территорий, отсутствии или деградации сельскохозяйственных и промышленных производств, невозможности приложения своих способностей, образования и квалификации.

На этом фоне не вызывает удивления миграционная готовность людей. Переезд планируют или не исключают в целом почти четверть жителей. В группах 18–29 и 30–39 лет однозначно планируют уехать св. 30% и 11% соответственно. Главными проблемами, выталкивающими молодёжь из сельских территорий, опрошенные считают невозможность достойного трудоустройства – 79%, отсутствие объектов современного досуга – 52%, нехватку благоустроенного жилья – 45%, неуверенность в будущем поселения – 32%, низкие доходы и недоступность образования – по 14%.

Статистика подтверждает такие настроения: за три года, предшествовавших опросу, коэффициенты естественного и миграционного прироста по всем поселениям только отрицательные, доля граждан трудоспособного возраста среди выбывших составляла порядка 70%, а в ряде мезенских и онежских сёл – в пределах 85–100%.

Что же приближает такими темпами перспективу фактического обезлюдения территорий АЗРФ в нашем регионе, что выталкивает молодых, активных и трудоспособных граждан? Ответ на этот вопрос может иметь значение не только для нескольких тысяч жителей Архангельской области, но и для дискуссии о проекте федерального закона об АЗРФ.

Мнения респондентов и участников экспертных интервью из числа сотрудников МСУ, предпринимателей и общественников практически едины в том, что нужны срочные меры по строительству дорог, благоустройству поселений, созданию рабочих мест и развитию транспортного сообщения.

Значительная часть населения (44%) пока ещё готова активно участвовать в экономике, развитии территорий, проходить профессиональную переподготовку. При этом люди видят препятствия, которые являются общими для всего российского частного бизнеса – «закошмаривание» и бесконечные проверки надзорных органов, недоступные кредиты, дороговизна подключений к сетям, высокие тарифы и арендные платежи.

Но самое главное, налицо единодушие жителей в том, что они оказались лишены прав заниматься тем, ради чего в Арктику пришли их предки – прибрежным рыболовством, лесным хозяйством и морскими промыслами. Многие помнят, как пиар на милых мордашках тюленьих бельков обернулся убийством целой отрасли и ущербом экосистеме Белого моря. На наших глазах разрастается абсурд в одном из национальных парков, где местным запрещено то, на что их предки имели право просто по факту рождения и проживания на данной территории – ловить рыбу и пользоваться лесом.

Участники опросов указывают, что только расширение прав коренного населения на лов рыбы, в том числе ценных пород, а также на лесопользование способно оживить экономику прибрежных поселений и создать предпосылки для их устойчивого развития. Под боком пример современной Норвегии, где прибрежное рыболовство, аквакультура и рыбоводство «тянут» за собой развитие портов, береговой сервисной инфраструктуры, местную переработку, далее по цепочке. Как следствие – рост инновационных предприятий, строительства и альтернативной энергетики, приток молодёжи.

Региональная власть демонстрирует полное понимание данной ситуации и её усилия по стимулированию предпринимательства в сферах рыболовства, сельского хозяйства, туризма и лесного бизнеса заслуживают всемерной поддержки. Но общество также имеет основания ожидать от руководства региона инициатив по учёту в разрабатываемом законе об АЗРФ особых преференций коренному населению прибрежных территорий Арктики в сферах рыболовства и морских промыслов, лесопользования и аквакультуры, сельского хозяйства и рыбоводства, малого предпринимательства и налогообложения.

Если это сработает, тогда жители области, опровергая Павла Меньшуткина, смогут понять цели государственного управления в Арктике, увидеть положительное будущее. И проект Мезенской ПЭС будет востребован.