Так бывает: что-то получает широкую огласку и затмевает себе подобное на километры и десятилетия. В истории ГУЛАГа таким был СЛОН – Соловецкий лагерь особого назначения. Когда в годы перестройки о масштабах репрессий заговорили во весь голос, он стал символом страшных страниц нашей истории, а Соловецкие камни – первыми памятниками жертвам сталинизма, причем не только в Архангельске, но и в Москве.

Но главное место в лагерной истории нашего края занимает, пожалуй, все-таки не СЛОН, а Ягринлаг: основа и главный людской ресурс для достаточно быстрого создания новой колыбели отечественного флота – города Северодвинска, урожденного Молотовска. Ягринлаг чуть-чуть старше города: датой основания Молотовска считается 11 августа 1938го, а Ягринский ИТЛ был образован 13 апреля – на четыре месяца раньше. Так что в календаре тех, кто всерьез интересуется нашей историей, День космонавтики соседствует с днем основания этого лагеря. Впрочем, нет ничего удивительного: достаточно вспомнить судьбу Сергея Павловича Королёва – главного конструктора советских ракет, доставивших на орбиту и первый спутник, и первого космонавта: шесть лет в лагерях, и не только в «шарашках» – конструкторских бюро за колючей проволокой, но и на общих работах в Колымском крае.

О судьбах тех, кто волею НКВД попал на строительство 402го завода (нынешнее Севмашпредприятие), мы знаем благодаря многолетним подвижническим усилиям Галины Викторовны Шавериной – руководителя Северодвинского отделения общества пострадавших от политических репрессий «Совесть». С 1990х она занимается восстановлением имен репрессированных. Два первых ее сборника: «Обо всем, что совершилось тут» (2017) и «Мы строили необычайный город» (2018) – уже стали библиографической редкостью. Третий, вышедший в 2019-м «Они тогда еще живыми были», пока есть в продаже – например, в архангельском Доме книги на площади Ленина, 3.

Но выяснить судьбы всех, вспомнить все имена невозможно: численность заключенных, работавших в Ягринлаге, оценивается, по разным данным, от 5–30 до 40–80 тысяч в год. Скорее всего, через лагерь за почти пятнадцать лет его существования прошли несколько десятков тысяч человек, тысячи остались здесь в безымянных, затерянных могилах. Не захочешь, а вспомнишь вновь Александра Городницкого: «Фундаменты великих наших строек стоят на их слежавшихся костях».

О великой стройке в Молотовске, пользуясь современной терминологией, можно говорить как о «кластере»: собственно судостроительные предприятия были лишь его ядром, центром, который дополнялся «периферийными элементами». Для выполнения вспомогательных задач существовали отдаленные отделения и лагпункты. В районе Цигломени располагался кирпичный завод, из продукции которого построены многие здания Северодвинска, здесь же добывали глину. Лесозаготовки велись в лагпунктах на реке Марья, в Пихталах, на Белом озере, на Солзе и даже в Шелексе Плесецкого района. На Солзе добывали еще и песок, щебень для бетонного завода – в Ломовом. Заключенные строили дома и дороги в самом Молотовске, дороги, связывающие город и заводы с окружающим миром, аэропорты Васьково и Талаги.

Зона в Талагах была организована как отделение Кулойлага. Аэродром был нужен не только молотовским судостроителям, но и Севморпути. Возможно, это совпадение, но работы по строительству военного аэродрома были завершены летом 1942 года, тогда же был ликвидирован Кулойлаг. Как самостоятельное исправительно-трудовое учреждение в системе сталинского ГУЛАГа Талажская колония просуществовала до 1960го.

Учреждение было довольно масштабным: сельское хозяйство, кирпичный завод, лесопилка, мебельный цех, сапожная, швейная и даже гончарная мастерские. Не все об его устройстве мы знаем наверняка: большинство бывших узников или их детей, с которыми встречалась Галина Шаверина, не готовы что-то рассказывать даже сейчас. Собранные по крупицам воспоминания дают лишь общую картину. По ее сведениям, здесь были две зоны – мужская и женская. В женской был дом малютки, где содержались дети заключенных. На улицу они практически не выходили. Галине Викторовне удалось найти женщину, которая попала в этот дом в возрасте полутора лет, и за три с половиной года, проведенные там, даже не научилась ходить.

Несколько иначе описывала Талажскую зону француженка Андре Сенторенс, семнадцать лет жизни которой прошли в ГУЛАГе. Буквально так – «Семнадцать лет в советских лагерях» – и называется книга ее воспоминаний, вышедшая в Париже в 1963м, а у нас, в великолепном переводе Дмитрия Белановского, – только год назад. Отечественное издание дополнено архивными фотографиями из альбомов НКВД – автору по понятной причине недоступными – и современными снимками переводчика. Тираж для страны, где чуть не в каждой семье были репрессированные, ничтожен: всего тысяча экземпляров, его остатки еще есть в электронных магазинах.

Семь из семнадцати лет «гражданка Сенторенс», как указывали в лагерных документах, провела в Поморье – сначала в Кулойлаге, затем в Ягринлаге. Вспоминая Талаги, она пишет, что «в лагере действовали четыре отделения: инвалидное, производственное, исправительно-трудовая колония и дом младенца». Гончарная мастерская, столярный, покрасочный, мыловаренный и пошивочный цеха находились на территории исправительно-трудовой колонии, где содержались 800–900 подростков в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет. «Политические» заключенные, в числе которых была Андре Сенторенс, работали на лесоповале, строили лесопилку, а также выращивали сельскохозяйственную продукцию – не для себя, разумеется, а для работников лагеря, большинство из которых были жителями деревни Талаги.

Расхождения есть, хотя они невелики и закономерны: современный исследователь видит события иначе, чем вспоминает непосредственный их участник… Но они как раз и создают «рельефное» представление о происходившем восемь десятилетий назад.

История наша полна тесно переплетенных событий, о многих из которых мы знаем непростительно мало. Поиск документов и свидетельств о страшной лагерной поре продолжается. Галина Шаверина готовит к изданию следующую, четвертую книгу по истории Ягринлага. Издать ее планируется уже в этом году. Дмитрий Белановский работает над переводом воспоминаний о бедах и трагедиях нашей страны «Другая зима, другая весна: а любовь все помнится», написанных «декабристкой двадцатого века» Луизой Оскаровной Кирилиной-Лоуренс. Обе книги имеют шанс выйти только благодаря помощи неравнодушных наших земляков, «всем миром» собирающих средства для их издания.

Мир меняется. На смену колонии пришли психиатрическая больница и аэропорт. Поселок Талаги – центр самого большого в нашей области муниципального образования. Теперь в него входит не только правобережье Двины вдоль Маймаксы и Кузнечихи, как раньше, но и Зимний берег Белого моря, Мудьюг, даже Земля Франца-Иосифа и остров Виктории в Баренцевом море… Население этой огромной территории составляет около 3,5 тысячи человек – гораздо меньше, чем погибло узников ГУЛАГа на строительстве заводов и аэродромов в Поморье.

А от Талажской колонии мало что осталось: бывшие здания администрации и дома малютки. На месте захоронения заключенных – жилые дома нефтебазы и гаражи. Лишь дорога, которая вела к лесопилке, до сих пор пружинит – если дожить до весны, да берег, где был кирпичный завод, до сих пор усеян кирпичной крошкой, на которой до сих пор ничего не растет…