При всей метафоричности и даже афористичности этих прелестных формул, они имеют один существенный недостаток: между двумя крайностями не остается места для среднего. Вроде бы спасение сулит третья формула, где место стаканов с клопами занимают реалисты. В такой системе отсчета хорошо информированный реалист неизменно становится пессимистом, ну а плохо информированный ухитряется оставаться оптимистом. Конструкция эта, как и все, что допускают наличие хотя бы чего-нибудь среднего, несколько сложнее, но зато действительность должна отражать полнее и рельефнее.

Беда в том, что нынешняя наша реальность не терпит ни сложностей, ни полутонов. Непримиримые противники – официальные и оппозиционные спикеры – утверждают, разумеется, противоположные вроде бы вещи, но с равной категоричностью. Если читать авторитетные суждения и прогнозы экономистов, близких к власти, поневоле восхищаешься оптимизмом авторов. Их оппоненты-пессимисты весьма убедительно доказывают, что перспективы наши весьма печальны.

И здесь усложненная формула с выраженным алкогольным подтекстом оказывается и опасна, и вредна, потому что вместо коньяка или клопов она отчетливо попахивает идеологической диверсией. Если пессимисты сконцентрировались в оппозиционном лагере, получается, что представители этой части политического спектра информированы лучше, чем их провластные коллеги-противники. И это, по крайней мере с виду, очень похоже на правду, потому что свои апокалипсические прогнозы они дают, основываясь на данных Росстата, Центрального Банка, Сбера и других государственных или полугосударственных институций. На чем основаны оптимистические суждения другой стороны, понять можно далеко не всегда.

Можно, конечно, попробовать сместить грань между оптимизмом и реализмом. Например, Антон Семенович Макаренко, описывая достижения первых послереволюционных десятилетий, писал: «оказывается… что все предвидения рассчитаны были точно, основаны на знании, на ощущении действительных ценностей. И был вовсе не оптимизм, а реалистическая уверенность, а оптимизмом она называлась из застенчивости». «Педагогическая поэма», откуда взяты эти слова, увидела свет в далеком 1935 году. Спустя полвека оказалось, что «реалистическая уверенность» ничего общего с реальностью не имела, а «расчет предвидений» был точен «с точностью до наоборот».

В конце 1980-х, когда Советский Союз мчался к последней черте, но еще не пересек ее, один из ведущих отечественных экономистов, Павел Медведев, обосновал, что среди причин краха тотально государственной экономики были неполнота и недостоверность данных, на основании которых велось планирование.

Об этом поневоле приходится вспоминать в ситуации нынешней, когда в условиях санкций мы, судя по всему, возвращаемся к системе директивного установления показателей для полугосударственной экономики в отсутствие полных и достоверных данных. Одним из самых ярких примеров может служить положение дел в гражданской авиации. В конце апреля появилась информация о подготовке Минтрансом комплексной программы развития авиатранспортной отрасли до 2030 года. К этому времени планируется произвести и передать отечественным эксплуатантам 1000 воздушных судов. У специалистов амбициозные планы чиновников вызывают ряд вопросов.

Первый – это реалистичность заявленных целей. В 2021 году было произведено 32 гражданских самолета – значит, за восемь лет привластные оптимисты предполагают увеличить производство без малого в четыре раза, что было бы непросто даже для гораздо более мощного советского авиапрома.

Второй вопрос – как это сделать под жесткими санкциями: почти все, что в последние десятилетия проектировалось и выпускалось в России, делалось в условиях нормальной полноценной интеграции нашей страны в мировую экономику и промышленность. Тот же Sukhoi Superjet 100 изначально примерно на 60–80% состоял из импортных узлов и комплектующих, и это никого не смущало. МС-21 проектировался с крылом из импортных композитных материалов. Теперь ничего этого нет, и надо не просто в четыре раза увеличить выпуск самолетов, но перед этим еще и перестроить все технологические цепочки, создать отечественные аналоги всех зарубежных материалов и агрегатов, на которые теперь рассчитывать не приходится.

Ну и, наконец, третий вопрос: сколько на самом деле нам нужно самолетов в ближайшие годы? Заявленная цифра, безусловно, выглядит и достойно, и красиво, но откуда она взялась? Предположительно, из воздуха… простите, из бумаг: 21 апреля Минтранс попросил двадцать четыре российские авиакомпании подсчитать, сколько новых отечественных самолетов им потребуется до 2030 года. Письмо с формой отчета было направлено утром, ответ надлежало дать до 16 часов.

Эта история в лучших традициях отечественного аппаратного волюнтаризма – не фейк: ее рассказывает «Коммерсантъ». Судя по публикации, в авиакомпаниях запрос чиновников вызвал «некоторую оторопь». Один из собеседников весьма респектабельного издания посетовал, что «…распланировать можно любые цифры, они вряд ли будут иметь отношение к действительности», другой объяснил, что «мы пытаемся… сориентироваться с планами на завтра, на месяц, а давать прогнозы на восемь лет вперед невозможно». Что именно ответили авиакомпании Минтрансу, история умалчивает. Но, судя по приведенным цитатам, на достоверность этих прогнозов надеяться не стоит. Так что все вполне соответствует той самой идеологически вредной формуле: торопыги-аппаратчики достоверной информации не получили, а потому проявили оптимизм.

В реальности объем пассажиропотока зависит и от макроэкономики, и, в еще большей степени, от геополитики. Здесь едва ли кто-то возьмется дать ответственные прогнозы. Но пока размах программы выглядит бессмысленным: до кризиса пассажиропоток составлял около 100 млн человек в год. Скорее всего, в условиях внешней изоляции и ухудшения экономической ситуации внутри страны он сократится весьма значительно. Впрочем, и заявленная Минтрансом программа выглядит… оптимистично – остановимся пока на этой характеристике и будем надеяться, что «безработных» самолетов не будет – их просто не сумеют построить.

Нечестно было бы, однако, искать оптимистов только среди аппаратчиков. Несколько дней назад региональное сетевое издание опубликовало подборку из трех интервью с представителями архангельского общепита. Там тоже есть оптимист, который надеется, что уход из России Макдоналдса освободит соответствующую нишу и даст возможность развиваться, в том числе – привлекая оставшийся без работы персонал мирового лидера фастфуда. Но согласитесь, что реализма здесь все-таки больше, чем в прожектах федерального Минтранса.

У других ситуация вызывает более сложные эмоции. Пессимист от общепита грустно рассуждает о том, что уже пришлось отказаться от многих импортных продуктов и напитков, что блюда посетителям приходится предлагать чуть ли не ниже себестоимости, а цены повысить нельзя – отпугнет клиентов. И без того кафе и рестораны – это первое, от чего люди отказываются в условиях кризиса. Реалист же сетует на вздорожание продуктов, необходимость вывода из меню некоторых блюд, но робко надеется на положительные перемены.

Каждый из них имеет право на свой взгляд на мир: жизнь, безусловно, гораздо многограннее полстакана, даже если он в соответствии со старым советским правилом имеет «законные» 16 граней. И не важно, чем пахнет налитый в него напиток.