Не стал мужика добивать тем, что был я на той топонимической комиссии, и не только директор просила, просил весь педагогический коллектив, и директор департамента образования администрации города господин Владимир Меженный. Хозяев школы – родителей учеников – не спрашивали, достаточно мнения преподавательской интеллигенции. Да и хозяевами у нас мамы и папы не считаются. Прав на школьное само­управление у них, в отличие от родителей во вновь «вражеских» странах, не было и нет.

На комиссии были возражения. Предлагалось вспомнить своих, архангельских именитых людей или действительно великих соотечественников, своим трудом и гением, подвижничеством дающих жизненный пример юным поколениям. Но аппаратное большинство комиссии решило, что все это мелочи, а Пётр Михайлович Норицын уже одобрен «наверху» и нечего лишнее болтать.

Приятель мой - не простой дед, он дед образованный. И образовало его знание русской философии двадцатого века, эмигрантской, в том числе религиозной. Идем с ним и его внуком, а он рассказывает про Бердяева, Булгакова, Флоренского, а главное – про нашу интеллигенцию российскую и ее «родовых травмах», не изжитых и ныне. Главная проблема, по его словам, кроется в веках отсутствия у нашей интеллигенции иного работодателя, кроме государства. Государство кормит, государство и «напрягает». Я возражаю, ведь многие, особенно таланты, работают свободно, заказчиков у них тьма. Они не интеллигенты, говорит приятель, они подвижники, они пашут, расходуя свой талант, а не скулят о том, что их, таких умных, таких умелых, таких верно служащих царю и отечеству, недооценивают, не любят.

Вот это состояние умных, но бесправных и породило в российской интеллигенции культ героического самоутверждения. Нет сил и воли самоутверждаться медленным и трудным путем перевоспитания личности, на котором нет скачков, нет катаклизмов и побеждает лишь упорная самодисциплина. Куда легче мыслить категориями героического максимализма, достижения внешних целей, за пределами личной жизни.

Сто с лишним лет назад Сергей Николаевич Булгаков в сборнике «Вехи» писал:

«Подъем героизма в действительности доступен лишь избранным натурам и притом в исключительные моменты истории, между тем жизнь складывается из повседневности, а народ состоит не из одних только героических натур. Без действительного геройства или возможности его проявления героизм превращается в претензию, в вызывающую позу, вырабатывается особый дух героического ханжества. Отсюда и проистекает непригодность его для выработки устойчивой, дисциплинированной, работоспособной личности, держащейся на своих ногах, а не на волне общественной истерики, которая затем сменяется упадком.

Напротив, дисциплина в послушаниях должна содействовать выработке исторической трезвости, самообладания, выдержки; она учит нести историческое тягло, ярем исторического послушания; она воспитывает чувство связи с прошлым и признательность этому прошлому, которое так легко теперь забывают ради будущего, восстановляет нравственную связь детей с отцами.

И наибольшую тревогу возбуждает молодое, подрастающее поколение. Не имеющая собственных твердых устоев интеллигенция, со своим атеизмом, прямолинейным рационализмом и общей беспринципностью в обыденной жизни, передает эти качества детям».

За внука приятеля я спокоен: дед, повторюсь, образованный человек, не интеллигент, правильно воспитает. А сколько мальчишек впитают в себя максиму героизма вместо максимы подвижничества? Когда готовых к геройству тьмы, то кто кормить их будет? Давайте называть именами героев военные училища и кадетские корпуса, а школам надо давать имена подвижников.

Но директор школы №20 и директор департамента образования Сергея Булгакова не читали. Значит, будем воспитывать героев на примере героев. И картошку сажать на даче, на всякий случай.