Жителей братского Казахстана проблемы демократии не беспокоят: он всегда и, видимо, не зря считался одним из самых стабильных в бывшем Советском Союзе. Но вся стабильность кончилась в одночасье из-за двукратного повышения цен на газовое топливо для автомобилей. Во всяком случае, именно это наши средства массовой информации сразу назвали причиной масштабных протестов, вспыхнувших в первый день января во многих казахстанских городах.

Это уже потом выяснилось, что среди мирных протестующих были и граждане совсем других государств, а все происходящее в столицах Казахстана было срежиссировано какой-то очередной мировой закулисой. Ничего нового в этом нет: теперь вроде бы школьников учат, что события осени 1917 года в России произошли потому, что какие-то негодяи завезли на нашу суверенную территорию в опломбированном вагоне вождя мирового пролетариата. Был ли этот вагон на самом деле, споры, кажется, продолжаются.

Что доподлинно известно – насколько мы вообще что-нибудь можем знать наверняка – толчком к революционным событиям в Петрограде послужили перебои с поставками хлеба. А уж дальше понеслось: и бандиты, и мародеры, и революционные матросы. Знак равенства, конечно, ставить между всеми ними не стоит, но в терминах сегодняшнего дня называются они «деструктивными элементами», которые воспользовались подходящим моментом и превратили мирный гражданский протест в одну из самых страшных в нашей истории геополитических катастроф.

Что именно произошло в Казахстане в первые дни нынешнего года – теперь предмет обсуждений политологов и социологов. Провластные специалисты, разумеется, повторяют в телевизоре тезисы власти о хорошо спланированном вмешательстве извне, которое республиканские спецслужбы то ли проспали, то ли даже в нем поучаствовали. Оппоненты в соцсетях и блогах пишут о том, что трагические события стали следствием латентного – то есть скрытого – протеста в обществе, долго копившегося в условиях видимой стабильности. Одни других не слышат – обсуждения эти идут в параллельных мирах. Да и бог с ним, с Казахстаном, там протесты, чем бы они ни были вызваны, пока закончились.

В отдельно взятой Архангельской области не так давно тоже случился мирный гражданский протест, когда не от большого ума наши власти договорились с властями московскими организовать в отдаленном и, как казалось из столиц, никому не нужном месте грандиозную свалку мусора. Но деструктивные элементы как-то особо массово себя не проявили. Почему? Что отличало авантюру на Шиесе от дефицита хлеба в Петрограде сто с лишним лет назад и резкого подорожания газа в Казахстане в начале этого года?

Реакция властей? Да нет, пожалуй: уж с газом «отыграли назад» гораздо быстрее, чем остановили стройку мусорного полигона. Число тех, кого за живое задело? Более вероятно: как ни крути, а еда и цены на нее важнее экологии, голод убивает быстрее, чем загрязнение окружающей среды.

Но дело не только в количестве протестующих, а еще и в их качестве. Те, кто способен думать наперед, обладают способностями к самоорганизации и навыками рациональных действий. Это, конечно, не гарантирует мирному протесту защиту от внедрения провокаторов и карьеристов. Но шансов на успех у негодяев становится гораздо меньше.

Формальные и неформальные коалиции, подобные тем, что возникли для защиты Шиеса, общества зоозащитников, любые другие союзы единомышленников – все это институты гражданского общества. Автор одного из первых отечественных учебников по политологии дал замечательное определение: гражданское общество – это все, что не государство. Для учебника, строго говоря, такое определение не совсем годится. Но суть явления оно описывает точно: это все, что создают граждане, чтобы взаимодействовать с государством.

Для государств, действующих в интересах граждан, это великое благо: отдельные члены общества объединяются, чтобы вместе представлять свои интересы, оно становится структурированным. Для государств, действующих в собственных интересах, – серьезная угроза: в противостоянии с отдельными гражданами власть всегда выиграет, но если граждане собираются вместе, с ними приходится вступать в диалог. И иногда, простите за невольный каламбур, уступать. Как это было на Шиесе.

Если говорить не об интересах государства как системы институтов, а об интересах страны, народа, то страшны не те, кто «сидит» в социальных сетях, обсуждая ошибки власти – действительные или мнимые, – отыскивая конструктивные решения и организуя сбор подписей или митинги. Страшны те, кто, сидя перед телевизором, с восторгом и безоговорочно оправдывает действия той же власти. Потому что именно они, флегматичные и наивные телезрители, внезапно посчитав себя обманутыми, в недобрый час выходят на улицы и составляют основную массу протестующих. Именно их обида становится катализатором и движущей силой кровавой каши, расхлебывать которую потом приходится годами и десятилетиями. Именно из них, привыкших доверять, а не размышлять, выходят и грабители, и мародеры, и хулиганы.

Если посмотреть в прошлое нашей страны и на другие страны, поводов для того, чтобы телезрители превратились в деструктивную массу, великое множество. Это может быть голод, вызванный неурожаем. Дефицит товаров повседневного спроса, вызванный развалом экономики и падением мировых цен на энергоносители. Рост цен в магазинах и на автозаправках, повышение тарифов на ЖКХ и на проезд в общественном транспорте. Толчком могут стать слишком жесткие «противовирусные» меры или их недостаточность – угадать невозможно, дело не в объективном положении дел, а в его восприятии.

Почти никогда социологам и политологам вместе с прочими обществоведами не удается предупредить о надвигающейся беде. И даже после взрыва, оглядываясь назад, далеко не всегда получается найти главный действующий фактор. Что в XVIII веке послужило основной причиной мятежа, охватившего Урал и Поволжье и длившегося почти полтора года? Среди причин пугачевского бунта – отмена казачьего самоуправления, ошибки имперской политики в отношении инородцев и даже сама по себе вера народа в доброго царя. Там точно не были виноваты социальные сети и блогеры – как минимум потому, что Интернета еще не было. А вот западные спецслужбы уже были, поэтому современные конспирологи время от времени пытаются возложить ответственность на них.

Невозможно защититься от всего – после неожиданно появившегося в мире коронавируса мы это твердо знаем. Но можно создавать механизмы, которые хотя бы снижают риски. В общественном иммунитете такими механизмами может служить самоорганизация граждан. Ее институты многообразны и изменчивы. Роль традиционных партий во всем мире постепенно снижается. Приходящие им на смену неформальные сообщества развиваются как в реальности, так и в виртуальном пространстве, но их эффективность бывает весьма высока. И если вместо борьбы с действительно существующими угрозами мы будем бороться с «иммунными клетками», то стабильность может закончиться вместе с праздниками.