По нынешним временам ситуация практически невероятная: даже если найдётся отчаянный директор школы, который в безвыходной ситуации решится объявить такой сбор, почти наверняка сразу найдутся и родители, а то и школьники, которые вместо денег понесут жалобы на «поборы» в управление образования, полицию, прокуратуру и губернатору. Не то чтобы из жизни ушла взаимовыручка, но вот доверие к должностным лицам, в том числе и от образования, сильно пошатнулось.

В советский период казнокрадства – если ориентироваться на официальные новости – не было вовсе. Высокопоставленных партийно-государственных функционеров обычно преследовали по политическим, а не по экономическим основаниям. Хотя «в народе» поговаривали всякое. Зато в перестроечные годы некоторые длинные и запутанные истории стали достоянием гласности. Самым громким, хотя и не единственным, получившим огласку, было «хлопковое дело», которым занимались целые бригады специалистов Прокуратуры СССР и союзных республик. За скромным названием стоял целый букет взаимосвязанных преступлений, расследование которых началось ещё на рубеже семидесятых и восьмидесятых годов.

В постсоветские времена тема экономических преступлений во власти стала практически повседневной. Как тут не вспомнить доклад руководителя комиссии Совета безопасности по борьбе с преступностью и коррупцией Александра Руцкого в апреле 1993‑го и ставшие своего рода мемом – хотя тогда таких слов ещё не было – одиннадцать чемоданов компромата.

Истории с чиновниками-вымогателями и/или предпринимателями-взяткодателями не заканчиваются так называемыми «лихими 90‑ми». Коррупционный скандал в Министерстве обороны и «Оборонсервисе» 2012 года подзабылся, равно как и дело о вымогательстве двух миллионов долларов США министром экономики Алексеем Улюкаевым у главы Роснефти Игоря Сечина в 2016‑м. Зато задержания целого ряда высокопоставленных офицеров в 2024‑м у многих, что называется, «в оперативной памяти».

Аналогичные преступления, совершённые должностными лицами рангом ниже, забываются быстрее: масштаб не тот, хотя и происходят они гораздо чаще. Например, в феврале в Ростовской области задержан заместитель губернатора – министр сельского хозяйства, в Челябинской – министр дорожного транспорта, в Кемеровской – первый заместитель главы одноименного муниципального округа. А ещё – только за последние дни этого же февраля – вице-губернатор Вологодской области и зампред правительства Рязанской области. Последний персонаж проходит по новостям с приставкой «экс»: вроде бы он сложил полномочия ровно накануне задержания.

В нашей области «громких» задержаний в последнее время не случилось, но дошли до суда участники коррупционных скандалов прошлого года. В начале февраля осуждён бывший заместитель главы Архангельска Владислав Шевцов. В январе передано в суд дело в отношении бывшего главы Онежского района Юрия Максимова и его заместителя Михаила Некрасова. В ноябре прошлого года ужесточено наказание бывшему сотруднику Главного управления капитального строительства Архангельской области и начался процесс по делу бывшего заместителя областного министра природных ресурсов и лесопромышленного комплекса Кирилла Шаповалова.

Открытости работы правоохранительных органов и достигнутым результатам нужно радоваться. Борьба с коррупцией – насущная необходимость, и огласка таких фактов с именами и должностями виновных вкупе с назначенными наказаниями – обязательный элемент этой борьбы. Только это, в конечном счёте, как показывает мировая практика, и обеспечивает оздоровление властных институций. Но есть и обратная сторона: череда разоблачений, задержаний и осуждений казнокрадов волей-неволей оказывает деструктивное воздействие и на общество в целом и, что не менее важно, на отношение к власти большинства граждан.

Впрочем, было бы ошибкой связывать негативное отношение к представителям власти только с оглаской, которую получают результаты деятельности правоохранительных органов в борьбе с коррупцией. Дело тут в большей степени в стереотипе, который складывается у большинства из нас ещё со школьных лет, когда мы узнаем, что казнокрадство – вечная болезнь русских должностных лиц. Источником этих знаний служат не только произведения Гоголя и Салтыкова-Щедрина – это литература, в конце концов, – но и уроки истории.

Самый высокопоставленный и самый коррумпированный, пожалуй, за всю дореволюционную историю России – близкий друг и сподвижник Петра I Александр Данилович Меншиков. Пушкин назвал его «Счастья баловень безродный, полудержавный властелин». Одно время была широко известна история о том, как Александр Данилович в качестве губернатора Санкт-Петербурга употребил выделенные «из бюджета» средства на строительство каналов на Васильевском острове для строительства личного дворца. Каналы прорыли не все, а те, что прорыли, получились мелкими и узкими, для судоходства непригодными, быстро заплыли песком и илом. Где тут вымысел, а где истина, наверняка никто не скажет, но дворец у первого губернатора Санкт-Петербурга получился на славу – уж это факт, в котором убедиться может каждый, кто отправится на экскурсию.

В благополучные 70‑е, с которых и начался этот разговор, на страницах каждого третьего, если не второго детектива обязательно обнаруживался персонаж – отрицательный, разумеется, – который утверждал что‑то вроде «все воруют, у кого на сколько смелости хватит». Но тогда были майор Томин и Пал Палыч Знаменский, несшие советским телезрителям противоположную мораль. В наше время некоторые телевизионные сериалы и сюжеты в выпусках новостей с успехом играют роль тех самых детективов застойных времен, а вот альтернативы в информационном пространстве практически нет.

Возникает желание считать мздоимцами всех причастных к власти в той или иной степени: высших должностных лиц, чиновников «среднего звена», директоров школ и музеев, даже председателей ТСЖ, ЖСК и СНТ, которых и властью‑то как таковой не назовешь. Череда коррупционных скандалов ложится на благодатную почву, воспитанную литературой и историей, и активно подогревается в соцсетях. В результате тезис «все воруют» из попытки отрицательных персонажей оправдать себя превращается в доминирующую в обществе мораль, и противопоставить этому что‑нибудь столь же трудно, сколько и доказать, что ты не верблюд.

«Откаты», которые являются преобладающей формой коррупции, имеют неприятную особенность: такие преступления трудно доказуемы. Но честному чиновнику, который по должности может их брать, ещё труднее доказать, что он этой возможностью не пользуется и взяток не берёт. Исключения, когда к человеку, что называется, «не липнет», огорчительно редки.

Живет в Плесецке Ольга Витальевна Ежкова. С декабря 2004‑го по март 2009‑го она была выборной главой Плесецкого района. В 2012‑м была признана виновной в нецелевом расходовании бюджетных средств в особо крупном размере: часть субсидии областного бюджета, предназначенной на покрытие убытков теплоснабжающих организаций, по её указанию в 2008 году израсходовали на погашение задолженности муниципальных учреждений по оплате коммунальных услуг. Это и в самом деле нарушение, так что наказание – кстати, довольно мягкое – вполне заслужено.

Примечательно другое: в комментариях к новостям, в соцсетях – тогда они, правда, довольно сильно уступали нынешним – нашлись и недовольные условным сроком, и ликующие, что «наконец‑то коррупционера схватили за руку». Соцсети – лишь отражение реальной жизни, причем зачастую – довольно кривое. Плесецк – посёлок небольшой, там все друг у друга на виду, поэтому злопыхательство в Интернете успеха не имело. И в районном центре, и по району люди прекрасно знали, что Ежкова эти деньги себе в карман не положила: они даже из коммунального хозяйства никуда не делись. Так что – несмотря на все усилия тогдашних «хейтеров», время, когда Ольга Витальевна возглавляла район, вспоминают с ностальгией, а сама она и по сей день пользуется уважением соседей и земляков.

Спору нет: чиновники – не ангелы. Есть среди них и некомпетентные, и на руку нечистые. Но если мы будем огульно их предавать анафеме, не получится ничего хорошего. Во-первых, тем самым мы сформируем «питательную среду» для упрощенного понимания причин проблем: дескать, одолеем коррупцию – и всё само собой решится. Нет, не решится: преодоление коррупции – лишь необходимое условие для реального улучшения жизни в нашей стране, но – недостаточное. Во-вторых, люди совестливые и профессиональные будут избегать и государственной, и муниципальной службы, освобождая поле для негодяев и, тем самым, отнимая у всех нас надежду на лучшее.

Уже упоминавшийся сегодня Александр Сергеевич ставил себе в заслугу, что пробуждал лирой «чувства добрые» и «милость к падшим призывал». Бог весть, входили ли в пушкинское представление о «падших» казнокрады, но в наше время едва ли хоть кто‑то заговорит о «милости» к ним. Зато в призывах к милости остро нуждаются непадшие: те грамотные и порядочные управленцы в публичной власти или только собирающиеся прийти в неё, без которых у нас нет шансов.

Запрещать и блокировать комментарии, телеграмм-каналы, в которых поддерживается и развивается тезис «все воруют», бесполезно: писать об этом, может быть, и перестанут, но в сознании этот посыл лишь укрепится. Проблема, как это часто бывает, не в тех, кто хочет всё выставить в черном цвете, а в отсутствии позитивной невыдуманной информации. Гораздо важнее писать добрые вещи о чиновниках – не о главах областей или городов, когда они хвалятся очередным достижением, реальным или мнимым, – а о тех, кто день за днём тащит на себе ворох повседневной работы по управлению городами и весями.