Однако же если Великую Октябрьскую революцию воспринимать не как случайность, а лишь как некий свежий взгляд на «майонез» человеческих, слишком человеческих – говоря словами Ницше – отношений, то мы избавимся от иллюзии внезапно начавшейся и прекратившейся революции, иссушающей нашу и без того не очень-то радостную в последние годы жизнь.

Правда в том, что тогда, в октябре 1917-го, революция состоялась главным образом по настоянию двух революционных лидеров: Ленина и Троцкого. Остальным большевикам, за редкими исключениями, она была не очень-то нужна. В мире ощущался левый поворот, бессмысленная кровопролитная война породила всеобщую ненависть к власти капитала и его политическим наймитам. Социалисты, среди них и большевики, получали поддержку народа и на выборах в Учредительное собрание. Впереди – депутатские кресла в Таврическом дворце со всеми вытекающими: неспешная законотворческая работа, неплохие оклады. То есть вот она – цель жизни любого нормального политического человека. 

Возможных причин ленинского упорства, его призыва немедленно брать власть может быть две. Одна материальная, очень низменная, а другая – моральная, духовно-возвышенная. Временное правительство обвиняло вождя большевиков в шпионаже в пользу немцев. Едва ли без свержения режима Керенского эти обвинения были бы сняты и Владимиру Ильичу удалось безопасно позаседать в Таврическом дворце. А ещё вождь мирового пролетариата испытывал глубокое презрение к европейским социалистам, голосовавшим вопреки ранее принятым резолюциям за принятие военных бюджетов. И выдвинул удивительный даже по нынешним меркам лозунг: превратить войну империалистическую в войну гражданскую! 

Это сегодня для нас гражданская война – абсолютное зло и несчастье. Для Ленина и его сподвижников иного пути построения нового общества быть не могло. И да, следует признать, что путь парламентской демократии – это ретуширование проблем и даже их усугубление, косметические усилия вместо оптимального решения. Нельзя надеяться на то, что бесконечная говорильня, компромиссные половинчатые решения способны мотивировать, пробуждать сознательность масс, их готовность активно участвовать в социалистическом строительстве.

Главная проблема революционного пути строительства социализма в том, что он, подобно языческому божеству, постоянно требует каких-то жертвоприношений. Свет и тьма соседствуют и уничтожают друг друга, разделить их крайне сложно, а полностью оправдать, как ситхов, так и джедаев, решительно невозможно. Сегодня уже не модно говорить об ответственности Сталина за массовые репрессии. Историки-сталинисты, к примеру, Юрий Жуков, убеждены, что репрессии стали своего рода внутрипартийной фрондой, направленной против демократизации жизни общества, принятия Конституции 1936 года. Пусть так. Но кто несёт ответственность за то, что инвалиды Великой Отечественной войны, да и ветераны оставались, по сути, без поддержки со стороны государства вплоть до 70-х годов? Расстрелянные без суда Ежов и Берия? 

Никита Хрущёв пытался отменить закон революционных жертвоприношений, однако при нём началась чрезвычайно жестокая борьба с экономическими преступлениями, о чём ещё, возможно, будут писать и спорить историки. А Леонид Брежнев остался в памяти как политический лидер, построивший развитой социализм и вводивший при этом ограниченный военный контингент в Афганистан. А ещё значительную часть доходов бюджета СССР в те годы составляли так называемые «водочные поступления» – средства, которые получало государство от монополии на торговлю спиртными напитками. 

Перестройка и новое мышление воспринимались в 80-е как попытка уйти от закона революционных жертвоприношений. Едва ли случайны были и «сухой закон», и вывод войск из Афганистана. Но внезапно выяснилось, что жизнь без принципа революционной целесообразности многим в России кажется слишком скучной, равносильной вседозволенности, праву сильного, пресловутому капитализму. 

Эта революционная целесообразность в российской истории повторялась вечно. Ленин, с его преследованием за шпионаж и убеждениями, не более чем очередная реинкарнация. Разве Пётр I делал свою революционную военную реформу, уничтожая вполне боеспособные стрелецкие части, исходя из чисто рациональных оснований, а не оттого, что стрельцы чуть не свергли его с братом ещё во времена Хованщины в 1682 году? Задолго до него Иван Грозный разделил страну на земщину и опричнину, силясь противостоять врагам-боярам, травившим его мать и любимую жену. Всё тот же «ленинский коктейль» низменных обстоятельств и крайне высоких чувств… 

Так, может, действительно – нет у революции начала? Она пребывает в российском человеческом генотипе, а если это так, то вопрос, конечно же, состоит в его сохранении, консервации. Так как революционность означает подлинную креативность, умение идти против принятых правил и условностей. Но, вместе с тем, требуется его обуздание, гуманизация, прописка в общечеловеческих стратегиях. 

В решениях ХХ съезда компартии Китая содержатся призывы победить коррупцию, но никто не требует расстрелов, о них почему-то ничего не пишет в своих сводках агентство «Синьхуа». Возможно, оттого, что жестокость нынче повсеместно не приветствуется. Так что генеральный тренд перестройки революции в творческую эволюцию на 105-м году Великой Октябрьской всё-таки задан, и ему необходимо соответствовать.