ИЛИМ
Приглашение в телеграм-канал БК

Пятница, 29 марта, 2024 00:25

Алексей Беличенко: «Архангельск может быть потерян для археологов»


Андрей САХАРОВ. Фото: Алексей Липницкий | 03.04.2014 03:13:04

«В последние годы строительные работы в Архангельске проводились вопреки требованиям федерального законодательства, а новый генплан принят в неполноценном виде. Город активно застраивается, важные для истории археологические слои безжалостно уничтожаются», - считает археолог Алексей БЕЛИЧЕНКО.

Уроженец Северодвинска Алексей Беличенко первый археологический опыт получил еще в конце 80-х годов прошлого века, во время учебы на истфаке Архангельского государственного педагогического института.  А в 1997 году по приглашению ректора Владимира БУЛАТОВА он возглавил в Поморском педагогическом университете (ПГУ) лабораторию культурно-исторической антропологии, которой руководит до сих пор, но уже под крышей Северного Арктического федерального университета. 

– Археологическая лаборатория в ПГУ была открыта по инициативе Владимира Николаевича Булатова, который осознал необходимость и перспективность развития археологии с точки зрения политики и экономики, – рассказывает Алексей Евгеньевич. – Археологи в других регионах России заметно влияют на престиж своих регионов, на развитие культуры и экономики. К сожалению, этого у нас в области никто не понимает. 

– А как же в Архангельской области проводятся археологические исследования?

– Прежде всего поясню, что археология – это очень серьезная научная работа, требующая участия не только историков, но и математиков, геологов, биологов и т.д.  Стоимость даже небольших археологических исследований очень высока.

Привлечение квалифицированных специалистов тоже требует финансовых вложений, ведь серьезная научная работа должна оплачиваться на должном уровне. Но что же мы имеем на сегодняшний день? У нас четкой системы государственного финансирования или хотя бы софинансирования археологических работ нет, а специалисты, в том числе и я, проводят исследования, самостоятельно «добывая» средства: ищут спонсоров, приобретают оборудование за свой счет, привлекают добровольцев, которым часто не имеют возможности заплатить. То есть серьезная научная работа во многом держится на энтузиазме ученых, в то время как в некоторых регионах система полностью отлажена. 

У нас в области, да и в целом по стране, была неплохая пора, когда европейцы  вкладывали большие деньги в нашу культуру, исследовательские проекты.  Так, в июне 2000 года состоялась совместная русско-голландская экспедиция в устье Северной Двины для поиска места нахождения голландской фактории допетровских времен. Эта экспедиция финансировалась за счет средств Арктического центра университета г. Гронинген. О фактории сохранились только размытые упоминания в нескольких исторических документах, и, по предварительным данным, находилась она в районе Пудожемского устья. В результате обследования специалисты пришли к выводу, что место нахождения фактории, скорее всего, смыто рекой. Голландские специалисты согласились с нашими выводами.

К сожалению, продолжить совместную работу с голландскими коллегами мы не смогли: требовалось софинансирование с российской стороны.

Сейчас найти в наших условиях деньги под проекты, интересные европейцам, сложно. А  если получается выиграть грант, то исследователь оказывается в весьма затруднительной ситуации. Например, если попросить 300 тысяч рублей на экспедицию, то выдают примерно 30 тысяч. При этом требуется отчетность по всей заявленной программе  на 300 тысяч. На региональный самостоятельный исследовательский проект получить деньги из государственных грантовых фондов практически невозможно, больше шансов имеют проекты, в которые входят представители московских организаций, имеющих возможность пролоббировать проект в центре. Крупные вливания на периферию не попадают, а мелкие гранты брать экономически невыгодно.

 – Тем не менее вы продолжаете заниматься раскопками…

– Да, но сейчас мне трудно вкладывать личные средства в проведение пусть даже небольших экспедиций, а более-менее масштабные работы реализуются только тогда, когда есть хотя бы минимальное финансирование, поступающее от заказчика работ.

Так, последние годы при поддержке САФУ и Соловецкого музея-заповедника я участвую в раскопках на юге области. Начальник экспедиций - работник музея Александр МАРТЫНОВ.  Я его заместитель.  За три года в результате масштабных исследований (каждый сезон - не менее 1 месяца полевых работ и около полугода камеральных работ) были раскопаны и изучены два славянских средневековых городища:  Поташевское - в Вельском районе и Усть-Пукомское – на реке Кокшеньга в Устьянском районе.

Первые результаты говорят о том, что Поташевское, скорее всего, было построено новгородцами во времена противостояния с Суздалем. Там были найдены уникальные исторические находки, например, металлический наконечник копья, которому не менее шестисот лет, деревянные древки стрел, сохранившиеся только благодаря пожару, который уничтожил городище, обгоревшие семена ржи и многое другое.

И хотя до нас на городище хорошо «поработали» «черные» копатели, почерпнуть важную историческую информацию удалось. Раскопки вышеупомянутых памятников, безусловно, необходимо продолжать. Кроме того, в октябре 2013 года состоялись первые археологические  исследования на историческом погосте с. Холмогоры, которые при продолжении могут дать не только уникальный исторический материал, но и серьезный экономический эффект для развития Холмогор и области в целом.

– «Черная» археология – это выгодное занятие?

 – Примерно столь же выгодное, как воровство или грабеж. Найденные артефакты продаются частным коллекционерам или вывозятся за рубеж, что является уголовным преступлением.  Сейчас законодательно запрещено использовать  металлоискатели и другое специальное оборудование без особого разрешения – это хорошо, но это, к сожалению, не панацея от бед, приносимых культуре «черными» копателями.

- А как найти панацею?

-  Здесь нужен комплексный подход к проблеме: и политический, и экономический. Например, мы, археологи, всегда работаем по закону, а вот для производственников, в частности строителей, законы порой не писаны. Многие в погоне за сверхприбылью игнорируют требования законодательства.

Застройщики не хотят тратиться на проведение археологических исследований на том месте, где они собираются проводить строительство, хотя эти средства должны быть заложены в смету. И часто средства действительно прописаны, но их экономят. Так и уничтожаются уникальные памятники истории и культуры. Вот если бы таких застройщиков серьезно наказывали по закону, да еще и обязывали бы выплачивать возмещение убытков за разрушенный памятник в размере, многократно превышающем изначальную стоимость археологических исследований… Вот тогда, наверное, ситуация бы изменилась…

–  То есть  для археологов Архангельск потерян?

– Я в 1993 году собрал информацию о проводившихся археологических раскопках в городе. У меня сложилась такая картина: если центр Архангельска взять за 100%, то половина территории уже тогда для археологии была потеряна.  И  спустя 20 лет в городе не введены охранные зоны, генплан городской застройки введен частично, что формально позволяет вести строительные работы, хотя юридически охранные зоны памятников являются неотъемлемой частью генплана. Вот такая хитрость, до сих пор позволяющая строителям уничтожать археологические слои Архангельска... 

Эта ситуация, к сожалению, поощряется сверху, ведь трудно представить, что власти настолько глупы, что не видят явной лазейки в законодательстве. Но нельзя сказать все же, что Архангельск полностью потерян. Нет. Есть еще масса памятников, которые необходимо изучать, а иные спасать…

– А какие археологические потери в Архангельске вызывают наибольшее сожаление?

–  В перестроенном Гостином дворе археологические работы  проводились эпизодически и в недостаточном объеме. Я вынужден был участвовать в этих работах и пытался добиться возможности более тщательного изучения этого памятника, но мне, к сожалению, не удалось этого сделать, поэтому часть исторической информации была безвозвратно утрачена. А ведь Гостиные дворы – памятник федерального значения. В Новодвинской крепости в ходе реставрационных работ была уничтожена часть культурного слоя.

– Там же давно планируют создать музей под открытым небом…

– Перед тем как создавать музей, любой исторический объект предварительно нужно изучить, затем вложить немалые средства в его реставрацию и в инфраструктуру. Ведь музей – не просто склад или хранилище значимых артефактов и важной исторической информации, но и научное, культурное учреждение.

Серьезный музей, имеющий под своей основой уникальный исторический, археологический и архитектурный памятник, может стать визитной карточкой нашего региона и весьма привлекательным местом для туристов со всего мира. Конечно, при создании  такого музея нет нужды воссоздавать объект (в данном случае – Новодвинскую крепость) целиком, важно сохранить то, что осталось, ведь подлинный памятник даже в руинах ценнее, чем безупречный новодел.

– А в целом в области еще много археологически важных мест?

– Да весь регион! Я пришел к выводу, что даже наши обширные болота представляют археологический интерес. Ведь расселение людей проходило вдоль водных источников, а болота – это бывшие озера и реки. Чтобы археологически закрыть область, не хватит непрерывной работы 100 археологов в течение ста лет! Но боюсь, что не только археологов, но и  людей здесь скоро не останется: производство сокращается, цены растут, народ уезжает.





Возврат к списку

Для вас

Лента событий

Новости компаний

Для вас

© 2003-2024 Бизнес-класс Архангельск. Все права защищены. Разработка: digital-агентство F5

Еженедельно отправляем свежий номер
и подборку самых важных новостей